Би-би-си: Российской "вертикали власти" - 290 лет
24 января (4 февраля) 1722 года Петр I ввел в России Табель о рангах, просуществовавшую почти без изменений до 1917 года.
Роль этого нововведения вышла далеко за рамки простого упорядочения государственной службы.
Не получив систематического образования, Петр по своей натуре был истинным сыном XVIII века с его верой во всемогущество и универсальный характер ньютоновской механики и стремлением уподобить общество часовому механизму. Теоретику "регулярного государства" немецкому профессору Карлу Вольфу он предлагал пост президента созданной им Российской академии наук.
Петр уничтожил даже те начатки самоуправления и выборных начал, которые существовали до него. Его идеалом была "вертикаль власти", по которой сверху вниз идут приказы, снизу вверх доклады, а те, кого не спрашивают, должны помалкивать.
Президент Малороссийской коллегии генерал Вельяминов, прибыв к месту службы, собрал казацких полковников и объявил: "Пожили по-старому, посрамили добрых людей, и будет. Прав или неправ человек - сие отныне зависит от места, кое он занимает в Табели о рангах".
До мельчайших деталей
Петра отличала любовь к подробностям, порой доходившая до абсурда. В бесчисленных указах он подробно инструктировал подданных, как правильно класть печи, смолить лодки, жать рожь и хоронить покойников.
К разработке Табели (тогда это слово в русском языке было женского рода) он подошел с такой же дотошностью: придумал названия для каждого чина, подробно расписал, к кому как следует обращаться, и кому что положено. Например, установил, что первые пять чинов должны приобретать материал для мундира по четыре рубля за аршин, следующие три по три рубля, остальные - по два рубля.
Очень похожая система действовала в СССР, хотя номенклатурщики формально не делились на "классы".
Если союзному министру полагалась черная "Чайка", а его заместителям - "Волги", то Юрий Чурбанов лишь с колоссальным трудом и только потому, что был зятем Брежнева, сумел "выбить" себе "Чайку".
Когда в машинах членов политбюро и секретарей ЦК впервые установили радиотелефоны, следующая за ними по рангу категория номенклатурщиков, заместители председателя Совета Министров СССР, несколько лет по всем правилам бюрократической интриги вели борьбу за то, чтобы получить эту не очень дорогую и не слишком необходимую, зато статусную вещь.
Петровские чины делились на 14 классов и четыре разряда: военные, военно-морские, гражданские и придворные. Чины одного класса в разных разрядах строго соотносились друг с другом. Скажем, генерал-майор соответствовал контр-адмиралу, действительному статскому советнику и камергеру.
Служить!
Табелью о рангах Петр окончательно закрепил и узаконил сложившееся на Руси задолго до него "тяглое государство", население которого делилось на два основных класса: податных и служилых.
Новое заключалось в том, что статус служилого человека теперь определялся не богатством и не знатностью рода, а чином, присвоение которого зависело исключительно от царской воли.
В допетровской Руси и в Европе человека делали аристократом наличие родовитых предков и владение землей. В созданной Петром империи высшее сословие оказалось в полной зависимости от верховной власти.
"Мы для того никому никакого ранга не позволяем, пока они нам и отечеству никаких услуг не покажут и за оные характера не получат", - говорил Петр.
Указ предусматривал штраф в размере двухмесячного жалованья для тех, кто "выше своего ранга будет почести требовать, или сам место возьмет выше данного ему ранга".
Знаменитый принцип "отныне знатность по годности считать" звучит привлекательно. Проблема заключалась в том, что право определять степень годности Петр резервировал исключительно за собой. Не осталось в стране хотя бы относительно независимых людей, только раболепствующие холопы, пусть и в раззолоченных мундирах.
В таком же духе действовали его преемники.
Малоизвестный, но характерный факт: в царствование Екатерины II рассматривался проект введения в России титула маркиза, который должен был присваиваться тем, чье дворянство насчитывает более двухсот лет. Императрица идею отклонила: никто не должен получать никаких титулов и почестей иначе, как по воле монаршей.
Петр обязал всех дворян служить пожизненно там, где укажут, без учета личных интересов и желаний, а единственный путь к приобретению дворянства установил через службу.
Потомственными дворянами автоматически становились все офицеры, а гражданские чины - начиная с VIII класса (коллежского асессора).
По словам историка Николая Павленко, произошло одворянивание бюрократии и обюрокрачивание дворянства.
Кстати, представление, будто Петр последовательно боролся с родовитыми и выдвигал через табель о рангах людей из народа, далеко от действительности.
В его ближайшем окружении из низов вышли только Меншиков, генерал-прокурор сената Павел Ягужинский, вице-канцлер Петр Шафиров и петербургский полицмейстер Антон Девьер. Шереметев, Ромодановский, Головкин, Апраксин, Дмитрий и Михаил Голицыны, Яков и Алексей Долгорукие, Толстой, Бутурлин, Репнин, Брюс происходили из потомственной знати.
Вероятно, Петр вообще не придавал значения роду-племени своих сотрудников.
Социальные последствия
По меньшей мере полтораста лет, до александровских реформ, вся общественная жизнь и отношения между людьми в России вертелись вокруг табели о рангах.
Газеты в обязательном порядке оповещали о прибытии и отбытии из Петербурга "особ первых четырех классов".
Чинам жениха и отца невесты придавалось колоссальное значение при заключении брака.
Пушкин, прекрасно знавший себе цену, тем не менее, серьезно переживал из-за того, что чин камер-юнкера не соответствовал его возрасту, а в доме придуманных им Лариных гостям "носили блюда по чинам".
После издания в 1762 году указа "О вольности дворянства" табель о рангах оказалась главным инструментом, побуждавшим дворян служить.
Послужить лет пять и потом всю жизнь зваться отставным корнетом или титулярным советником было не зазорно, но человек, вовсе не вступивший в службу, до седых волос именовался в официальных документах "недорослем".
Представляясь, требовалось назвать чин, имя, отчество и фамилию, и тому, у кого не было чина, разве что не фыркали в лицо.
"Фамусовское общество" считало Чацкого сумасшедшим не за его взгляды, а именно за то, что он не служил, и не намеревался.
Пьер Безухов был явно не способен к службе, но являлся сыном одного из первых лиц в государстве, поэтому император лично занялся его судьбой и присвоил ему придворный чин камергера, равный генеральскому, а работы не требовавший никакой.
По оценке историка Андрея Буровского, чин в дореволюционной России значил больше, чем в капиталистическом обществе деньги.
Две нации
Но главным было даже не это.
Петр приказал обладателям классных чинов европеизироваться, а всем остальным - нет. В результате возникло уникальное общество: "русские европейцы" и "русские азиаты" настолько отличались по образу жизни, пониманию вещей и даже языку, что с трудом понимали друг друга.
Повсюду были богатые и бедные, образованные и необразованные, господа и подчиненные. Но разница между английским лордом и фермером была классовой, а не цивилизационной.
Простолюдинка Констанция Бонасье не была дикаркой в глазах д'Артаньяна.
Французский буржуа мог унаследовать отцовское дело, а его брат - стать королевским прокурором, и ни общественной, ни бытовой разницы между ними не возникало. В России захудалый чиновник, какой-нибудь Акакий Акакиевич, мог быть беден, как церковная мышь, но одевался по-европейски, брил бороду, пил по утрам кофе и был "барином", а богатый купец - нет, и различались они примерно так же, как британец и индус.
В европейском обществе важное место занимали лица свободных профессий: адвокаты, врачи, журналисты, университетская профессура. В России до 1860-х годов их либо вовсе не было, либо они также состояли на госслужбе. Даже члены академии наук носили классные чины.
По замыслу Петра I, служилое сословие и дворянство являлись синонимами. Однако за последующие сто лет количество чиновников и офицеров возросло в пять с лишним раз. Сделать всех потомственными дворянами значило бы девальвировать это звание, и деревень с крепостными не хватило бы, чтобы обеспечить всем соответствующий уровень жизни.
При последних императорах право на потомственное дворянство давали только чины первых четырех (в армии и на флоте - шести) классов. Возникло характерное лишь для России сословие разночинцев - мелких чиновников, рекрутировавшихся из поповских сыновей и мещан, и их детей.
Впоследствии из него сформировалась русская интеллигенция - не образованные профессионалы в западном смысле слова, а уникальная общественная группа, не относившаяся ни к дворянству, ни к народу.
Хотели как лучше, получилось как всегда
По словам историка Натана Эйдельмана, царь-преобразователь всю жизнь пытался решить задачу, в принципе решению не поддающуюся: воспитать рабов с деловыми качествами свободных людей.
Никто из "птенцов гнезда Петрова", оставшись без его направляющей руки, выдающихся способностей не проявил.
Петр мечтал о "регулярном государстве", но история полна свидетельств хаоса в управлении и чудовищной коррупции в последние годы его царствования.
Он хотел сделать свою державу передовой страной, но и через сто лет Россия, по свидетельству Пушкина, жила экспортом леса и сала, а готовые изделия ввозила "по балтическим волнам" из "Лондона щепетильного".
Экономика, стреноженная крепостным правом и отсутствием сильного третьего сословия, не позволяла, как следует, содержать государство, в том числе, и бюрократию.
Низшее и среднее чиновничество перебивалось с хлеба на квас и, при полном отсутствии гласности и гражданского контроля, кормилось взятками и подношениями, которые в царствование Петра "цивилизованно" назвали "акциденциями".
Возникла знаменитая шутка: "Как дела в России? - Воруют-с…". Екатерина II говаривала, что предпочитает оставить старого губернатора, который уже награбил, чем наказывать его и ставить нового, а Суворов - что армейских интендантов следует вешать без суда после года службы.
Слово "чиновник" сделалось в народе ругательным. Сложилось представление, будто от "чернильных душ" прохода нет, хотя на самом деле их количество в России всегда было меньше, чем в других странах. По данным историка Бориса Миронова, в 1910 году во Франции один бюрократ приходился на 57, а в России - на 214 жителей.
Последствия раскола нации, заложенного Петром и его Табелью о рангах, не были преодолены до самой революции и, по мнению многих исследователей, предопределили трагическую судьбу России в XX веке.