Как ученые из России помогли "поймать" бозон Хиггса - Би-би-си

Из 3 тысяч ученых, участвующих в работе Большого адронного коллайдера, около 100 - российские физики. В интервью Би-би-си один из них рассказал, почему подобный коллайдер не удалось построить в России.

В ближайшие недели почти на два года закроется Большой адронный коллайдер - огромная подземная установка недалеко от Женевы, где ученые проводят эксперименты по поиску новых частиц. В прошлом году ученые объявили о вероятном открытии - частицы, благодаря которой остальные частицы обретают массу.

Из трех тысяч ученых, задействованных в проекте, около 100 - российские физики, в том числе из Института ядерной физики имени Будкера Сибирского отделения Академии наук в Новосибирске.

Русская служба Би-би-си пообщалась со старшим научным сотрудником этого института Алексеем Масленниковым, активно участвующим в работе коллайдера. Совсем недавно он вернулся из очередной командировки.

Он рассказал, в чем конкретно заключается вклад России в работу БАК и почему подобный проект не удалось осуществить в России.

Алексей Масленников: Коллайдер закрывают для того, чтобы подготовить его к работе на энергии почти в два раза большей. Возобновление работы планируется в начале 2015 года. Когда мы перейдем на ту энергию, возможно, будут открыты новые частицы, о которых мы даже не догадываемся.

Би-би-си: Но если говорить о тех, о которых мы уже догадываемся - в частности, о бозоне Хиггса, то в чем смысл и значение этого открытия?

А.М.: На самом деле из экспериментальных данных следует лишь то, что обнаружена новая частица, обладающая определенными свойствами. Существующих данных достаточно пока только для того, чтобы сказать, что эти свойства не противоречат теории о бозоне Хиггса Стандартной модели.

Би-би-си: Какие сферы применения этого знания вы видите?

А.М.: Я с трудом могу представить практические сферы применения в ближайшем будущем. Возможно, благодаря лучшему пониманию физики удастся получить более мощный и удобный источник энергии. Вообще же, деньги, которые десятилетиями вкладывались в фундаментальную науку, давно уже окупились на порядки, то есть в десятки раз.

Би-би-си: В чем конкретно выражается участие российских ученых в работе БАК и когда это сотрудничество началось?

А.М.: Всё начиналось еще в 1980-х годах. С 1989 года заработал предшественник БАК - Большой электрон-позитронный коллайдер. Это была крупнейшая установка по изучению свойств частиц. На ней было проведено огромное количество измерений. Итогом ее работы как раз стало триумфальное воцарение .

Би-би-си: Чем российские физики занимались и занимаются на БАК?

А.М.: Мы подключились на стадии доработки проекта, так как у нас есть большой опыт в производстве оборудования для ускорителей и детекторов.

Би-би-си: А кто платил за это? ЦЕРН (Европейская организация по ядерным исследованиям), под эгидой которой развивался проект, или российские власти давали вам деньги?

А.М.: Отчасти это было на паритетных началах. Была даже изобретена так называемая схема [Александра] Скринского - это директор нашего института. Аппаратуру, которую на Западе оценивали условно в 100 млн франков, мы брались сделать за 50 млн. За счет того, что здесь и материалы были дешевле, и труд. В итоге деньги оставались и на развитие собственных экспериментов. Кроме того, часть денег выделяет государство: есть отдельное соглашение между правительством и ЦЕРН.

Би-би-си: Если попытаться оценить вклад правительства России и российской научной мысли в проект Большого адронного коллайдера, то сколько это?

А.М.: В оборудование вклад оценить легко: это порядка 7%, то есть как минимум 200 млн долларов. Интеллектуальный вклад оценить сложнее, потому что это работа большого коллектива, в котором три тысячи участников. Но я думаю, что этот вклад больше, чем простое процентное отношение численности команды российских физиков к общему числу задействованных в проекте специалистов.

Би-би-си: Россия ведь вынашивала и собственные планы по открытию коллайдера - при Институте физики высоких энергий в подмосковном Протвино. Почему это не получилось?

А.М.: Да, у нас была уже сделана часть оборудования. На тот момент это был проект на самую высокую энергию в мире. Но с распадом Советском Союза его закрыли. Тоннель есть до сих пор: его приходится поддерживать - на это тоже уходят определенные деньги. Время от времени появляются предложения, как можно использовать эту инфраструктуру, но, к сожалению, все они остаются пока не реализованными.

Би-би-си: Может быть, в этом присутствует некоторая историческая логика: будущее науки - в международном сотрудничестве, а не в национальных рамках?

А.М.: Действительно - одной стране, даже самой богатой, не под силу построить что-либо на уровне Большого адронного коллайдера. И с финансовой, и с организационной точки зрения. Аналогичный проект был закрыт в середине 1990-х годов и в Соединенных Штатах. Они к тому времени потратили уже огромные деньги, но решили, что у них недостаточно средств для продолжения проекта.

Би-би-си: Многие говорят сегодня об упадке российской науки. Как дела обстоят у вас в новосибирском академгородке?

Упадок наблюдается, скорее, в устаревании инфраструктуры. Для ее обновления нужны большие средства, которые сейчас просто не выделяются. Но новое оборудование, конечно, поступает, и ситуация с этим потихоньку улучшается. Что касается академгородка, то основная проблема у нас - доступность жилья для молодых сотрудников и общественный транспорт.

Нужны новые дороги, развязки. Но сейчас гораздо меньше людей, чем в 1990-х годах, уезжает за границу, хотя для этого есть все возможности. Главный аргумент для тех, кто остается, - то, что серьезной наукой можно заниматься сегодня и в России.