ВВС Україна: Голодомор и стокгольмский синдром

В августе 1973 года в Стокгольме произошло событие, которое открыло не только новый сюжет для авторов криминальных драм, но и внесло свежий раздел в популярную психологию.

Двое беглецов из тюрьмы захватили в заложники нескольких сотрудников шведского банка Kreditbanken, пригрозив убить их и выдвинув властям свои требования. На пятый день полиции с помощью газовой атаки удалось спасти всех четырех заложников - трех женщин и мужчину - и задержать злоумышленников.

Но все самое интересное произошло в суде. Жертвы нападающих рассказали, что боялись не злоумышленников, которые ничего плохого им не делали, а полиции. Появилась также информация, что бывшие жертвы за свой счет наняли адвокатов нападающим и всячески их защищали перед правосудием. Одна из бывших заложниц даже подружилась со своим обидчиком.

Стокгольмский синдром, или идентификация жертвы со своим агрессором - это не психиатрический диагноз и даже не официальный научный термин. И все же понятие стало настолько популярным, что его применяют далеко за пределами личных отношений между людьми - например, описывая общественные настроения украинцев, переживших Голодомор 1932-33 годов.

Днепропетровский исследователь Голодомора, филолог и культуролог Ирина Рева рассказывает о разговоре со стариком, семью которого в 1930-х годах раскулачили, отобрав все зерно. Его отца арестовали, а мать, не имея чем прокормить детей, отвела их на рынок и оставила там, надеясь на чудо.

"Слушая это, я была уверена, что там никакого стокгольмского синдрома, никакой симпатии к власти быть не может. Но потом он говорит: "Но я коммунист. И я считаю, что коммунисты к власти еще придут", - рассказывает Рева, представившая в Киево-Могилянской академии свою книгу "По ту сторону себя" о социально-психологических последствиях Голодомора.

Исследование написано в сотрудничестве с историками, психологами, психиатрами и психотерапевтами, говорит автор.

"О феномене любви жертв тоталитарного режима к агрессору мы можем говорить, вспомнив, например, всенародный плач людей по Сталину", - добавляет исследователь.

По ее словам, у украинцев, живших в сталинскую эпоху, были все четыре необходимые условия для проявления стокгольмского синдрома. Речь идет об угрозе физическому выживанию, вере в добрые намерения агрессора, изоляции жертвы и восприятии мира глазами агрессора.

Обедневший генотип

С этим соглашается и историк и экономист Владимир Панченко, директор Института общественных исследований. Доведя жертву до полного истощения и монополизировав информационное пространство, у нее можно вызвать "совершенно другую химию мозга", когда человек за малейшее проявление доброты агрессора начинает испытывать к нему неадекватную благодарность, говорит ученый.

"Самое главное было для этих "психотерапевтов" из НКВД - вызвать идентификацию своих мыслей с мыслями агрессора", - добавляет господин Панченко.

К этому же подключается и фрейдистский комплекс патернализма, когда в фигуре Сталина видят отца. При таких условиях жертва начинает воспринимать как агрессора того, кто борется с настоящим агрессором, добавляет эксперт. И делает предположение: именно любовь к агрессору, возможно, является причиной нынешней неконкурентоспособности Украины.

То, что Голодомор вызвал "очень существенную разницу в психоментальном состоянии общества", признает и историк Людмила Гриневич, руководитель Центра исследований Голодомора при Киево-Могилянской академии.

Всплеск украинофобских настроений среди украинцев, переживших Голод, по ее словам, имеет простое объяснение: "Быть украинцем - опасно для жизни".

Однако психологию украинцев могли изменить и другие, чисто биологические причины, вызванные голодомором, предполагает психолог Татьяна Воропаева из Центра украиноведения при КНУ им. Тараса Шевченко.

В психологии продолжается вечная дискуссия о том, что имеет решающие последствия для воспитания: врожденные или приобретенные факторы, рассказывает психолог. Генетически наследуется темперамент человека и определенные схемы поведения, а на них впоследствии наслаивается характер и мотивы поступков человека, говорит она.

"Когда в том или ином поколении скосили, как траву, людей субъектных (активных, сознающих свое "Я" - Ред.), которые являются холериками, сангвиниками, которые являются наступательными, храбрыми и т.д., то, конечно, этот генотип уже обеднел", - говорит эксперт. И добавляет: "Биологический фактор очень силен".

"Страх и ненависть"

Говорить о стокгольмском синдроме на уровне всей страны, тем более, после смены нескольких поколений после Голодомора - политически и научно неконструктивно, считает историк Владислав Гриневич из Института политических и этнонациональных исследований НАН Украины.

Украинское общество - не только постгеноцидное, но и постколониальное, говорит эксперт, и попытка втиснуть сложные социальные процессы в "тесные рамки стокгольмского синдрома" - несколько упрощенный подход к проблеме.

Кроме того, отмечает ученый, украинцы совсем не проявляли массовой симпатии к советской власти, а, скорее, наоборот - террор вызвал сопротивление, и в начале войны крестьянство проявило массовую нелояльность к власти.

Господин Гриневич рассказал историю, услышанную от пожилого мужчины, который в 1953 году был школьником и, возвращаясь с уроков домой, вместе со всеми оплакивал смерть Сталина.

"Мать стоит возле дома, хлопочет, и говорит: "Почему ты там ревешь?". А он говорит: "Сталин умер". Мать посмотрела по сторонам, нет ли кого из соседей, и так ему дала, что тот еще больше стал плакать и спрашивает маму: "За что? За что?". А та говорит: "Чтобы зря не ревел".

Украинское общество осознавало, что это был искусственный голод, спровоцированный властью, чтобы уничтожить крестьянство, говорит Гриневич.

"К этой власти был страх и устойчивая ненависть - а это не стокгольмский синдром", - добавляет эксперт.

С ним соглашается и профессор Роман Сербин из Квебекского университета в Монреале, политолог, историк и исследователь Голодомора. Говорить о стокгольмском синдроме можно тогда, когда жертва оказалась на свободе, считает он, чего не скажешь об украинцах эпохи тоталитаризма.

Он также отметил, что у еврейской нации, пережившей Холокост, нет и следа стокгольмского синдрома.

Однако, по словам Владимира Панченко, ситуация евреев и украинцев в корне отличается - хотя бы тем, что в случае Холокоста агрессоры было публично наказаны.

Как лечиться?

К сравнению Голодомора и Холокоста прибегает и историк Людмила Гриневич, однако в другом аспекте. Анализ последствий Холокоста свидетельствует о том, что многие люди, ставшие свидетелями и жертвами пыток, вопреки всему сумели воспитать в себе новое стремление к жизни и развить деловую и общественную активность, говорит она.

"В результате Голодомора украинское общество не потеряло социальной активности, которая, возможно, перешла в скрытую форму", - оптимистично предполагает госпожа Гриневич. Однако добавляет, что нынешнее общество все же следует оценивать как "постгеноцидное и больное".

"И мы слишком мало знаем о том, что именно нам следует лечить", - добавляет историк.

Социальный стокгольмский синдром лечится так же, как личный - вместе с опытным психологом, предполагает Владимир Панченко из Института общественных исследований. Чтобы избавиться от депрессии и агрессии, украинскому обществу нужно углубиться в проблему Голодомора, а не избегать ее, а затем найти из нее выход.

"Мы еще не нашли способ лечения для всех 45 миллионов, но мы над этим работаем", - говорит он.

А историк Роман Сербин добавляет: "В обществе лечит школа".

Источник: ВВС Україна на русском