Корреспондент: Мирослав Слабошпицкий. Как заняться любовью с Фанни Каплан
Кинорежиссер Мирослав Слабошпицкий, чей фильм, снятый на языке жестов, участвует в каннском конкурсе, объяснил Корреспонденту, почему артхаус — единственный путь для украинского кино, и рассказал, как занимался любовью с Фанни Каплан.
Что должны делать потенциальные каннские лауреаты накануне фестиваля? Выбирать смокинг для красной дорожки, наводить финальный лоск на конкурсную работу? Но вместо смокинга Мирослав Слабошпицкий примеряет кургузый недошитый пиджачок, в котором через пару дней ему предстоит выйти на съемочную площадку — в качестве актера, а не режиссера.
Процесс наведения лоска тоже далек от завершения. Картина Племя, попавшая в престижную конкурсную программу Неделя кинокритики, все еще монтируется — перед нашей беседой Слабошпицкий просидел в студии до двух часов ночи.
Племя — уникальный проект: полнометражный фильм о воспитанниках интерната для глухих полностью снят на языке жестов, без субтитров и закадрового голоса. Нет тут и профессиональных актеров — в кадре обычные молодые люди с дефектами слуха.
Четыре года назад режиссер уже обращался к данной теме в короткометражке Глухота, которая попала в конкурсную программу Берлинале. Ранее, в 2009‑м, его Диагноз также показали на Берлинском кинофестивале. Другое дело — Канн, куда Племя отобрали из 1.200 фильмов‑претендентов.
“Канн — это вызов, — улыбается режиссер. — А потом раз — и ты оказываешься там. И тут потихоньку начинаешь думать: ну да, надо бы что‑нибудь получить, наверное”.
Достанется ли Слабошпицкому его “что‑нибудь” в виде Золотой камеры, которую независимое жюри вручает автору лучшего дебютного полнометражного фильма, мы узнаем 25 мая.
Именно тогда 67‑й Каннский международный кинофестиваль назовет своих победителей. А пока Корреспондент расспросил режиссера о его работе.
— Конечно, я видел Артиста и менее известный фильм — Доктор Плонк. Как член Европейской киноакадемии я ежегодно отсматриваю фильмы, претендующие на награды. Мне приходит коробка дисков, и в этом году в ней также была стилизация под немое кино. Но я хочу донести главную мысль: мы не шли этим путем. Племя не немое кино, а первая полнометражная картина, снятая на языке жестов. Обычный фильм, который рассказывает обычную историю, где герои очень много разговаривают — просто делают это на языке жестов, потому что они глухие. Там есть достаточно жесткая сюжетная линия: я бы сказал, что Племя — даже вестерн по жанру в некотором смысле. Но никак не стилизация — совершенно обычный современный фильм. Этим мы и отличаемся от Артиста.
— Как же обычному зрителю понять обычный фильм без слов и субтитров?
— Когда я писал сценарий, это и был главный вызов: суметь рассказать историю, не прибегая к звуковым диалогам. Да, вы не разберете слов — какие конкретно выражения используются, — но, надеюсь, увидите там настоящие чувства, эмоции. И довольно связную историю: вы поймете, что происходит.
— То есть сценарий не был схематичным?
— Абсолютно. Это настоящий сценарий с прописанными диалогами. Актеры учили текст. Иногда мы видели, что какой‑то фрагмент в кадре выглядит недостаточно выразительно, и тогда просили: “Попробуй сказать другими словами”. У нас и на кастингах был сурдопереводчик, и на площадке. Сейчас со стороны глухих интерес к фильму огромный.
Глухих, по‑моему, что‑то около 0,1 % всего населения планеты, но от 7 млрд это совсем не мало. Кстати, наш французский агент связался с Агилерой — может, тот тоже приедет в Канн. Хотя на самом деле я не снимал фильм для глухих. Я просто использовал этот аспект для эксперимента с кино‑языком.
— Чем живут ваши актеры? Это ведь все‑таки особый мир.
— Обычная молодежь. Главная область их социальной реализации — спорт. Потому что там есть Дефлимпийские игры, какие‑то деньги… Также для них существуют квоты в политехническом. Еще — в эстрадно‑цирковом: многие выпускники играют в театре Радуга при киевском центре глухих. Среди людей с проблемами слуха много зубных техников и швей. Но да, они действительно довольно закрытые. Знаете, слово глухого и слово говорящего‑слышащего — это разные вещи. Слово говорящего ничего не значит против слова глухого.
— Вы рассказывали, что проводили отбор актеров через соцсети.
— Частично да: глухие — очень активные пользователи соцсетей. Нам очень помог культурный центр Украинского товарищества глухих. Мы проводили кастинги в их помещении, что оказалось очень полезным: глухие настороженно относятся к людям не из их среды. Мы сообщали о кастинге через соцсети, также я лично отправлял факсы с объявлением каждому директору школы для глухих в Киеве. Еще звонил во все регионы Украины, обращался в Россию, Беларусь. А дальше ждали, кто придет.
— Разве контракт не страхует?
— Да, года через три, когда все суды закончатся, актера обяжут покрыть неустойку, хотя ему платить нечем. Однако фильма‑то не будет… Сняться в кино клево с обывательской точки зрения. На самом деле это изматывающий труд. У нас было по 17‑18 дублей. Главный герой в один из дней получил 90 пощечин — не очень приятно. Тяжело изо дня в день поздно ложиться, рано вставать, постоянные репетиции, ограничения. Кино интересно первый месяц, ну второй, а дальше начинаешь сатанеть. Мы, профессиональные киношники, тоже дико устали. Но мы знали, что нас ждет, а для человека со стороны это испытание.
— Кто‑то из ваших актеров видит себя дальше в этой сфере?
— Сначала, когда была эйфория, мечтали все. А сейчас не знаю. У нас потрясающая девочка из Беларуси снялась — Яна Новикова, которая по квоте для глухих учится в каком‑то техникуме в Гомеле. Она сыграла главную героиню и, надеюсь, будет с нами на фестивале. В отличие от Берлина, Канн — это безумно дорого. Наши продюсеры пишут письмо Госкино, министру культуры Беларуси с просьбой поддержать. Первая глухая белоруска на красной дорожке Канна — это же практически [первый космонавт] Юра Гагарин!
— Нет ничего проще. Заходите на сайт, заполняете форму, платите деньги, отправляете диск. Отборочная комиссия его смотрит — если их заинтересовало, они с вами связываются. Если нет, получаете неименной отказ: “Спасибо огромное, мы с большим интересом посмотрели ваш фильм…”.
— Вы сами получали подобные “письма счастья”?
— Конечно, ну а как иначе. Хотя с этим фильмом нет.
— Однажды вы назвали артхаус единственным способом выживания для украинского кино. Можете пояснить?
— Жанр развлекательного кино, интертейнмент — изначально дорогая история. У нас нет таких средств, нет специалистов, нет технологии. Качественная лирическая комедия или боевик как формат кроме всего прочего предполагают наличие звезд, а это очень, очень большие деньги. Есть ужасы и порнография — два вида фильмов, которые можно делать без звезд. Ну и артхаусные картины.
Знаете, какая российская картина — по украинским таких данных нет — собрала больше всего денег в прокате США? Русский ковчег Александра Сокурова [фильм об Эрмитаже, снятый одним кадром за один дубль, без монтажных склеек]. А все эти Cталинграды и прочее — они лишь “для внутреннего пользования”.
— Артхаусных режиссеров, в том числе и вас, часто обвиняют в “чернушности”. А вы, если не ошибаюсь, в юности работали репортером криминальной хроники.
— Телепрограмма не состоялась: разрабатывали‑разрабатывали — и закрыли. Тогда только появилась Магнолия ТВ, наши конкуренты. Мы делали передачу для канала СТБ — в 1990‑е он позиционировался как новостной. Мне, студенту, это было чертовски интересно. Кровища? Да, от этого никуда не деться.
Знаете, в больнице скорой помощи, где я как‑то имел честь снимать, находится кафедра военной хирургии: военные хирурги ведь все равно нужны, не устраивать же для их обучения войну. А травмы, с которыми они могут работать, — как раз в БСП. Вот и я — как еще мне было увидеть эту часть мира? Тем более это 1990‑е — собственно, все новости в тот период представляли собой одну сплошную криминальную хронику.
— Еще одна больная тема — “первый украинский блокбастер”. Скажем, про чешский блокбастер тоже никто не слышал, но, кажется, чехи не переживают.
— Я думаю, причина в невежестве. К сожалению, мало людей понимают, что кино — такая же профессия, как и все остальные. Сейчас шутят, что в свете последних событий у нас в каждой семье на одного политолога приходятся два военных аналитика. То же и с кино — в нем “разбираются” абсолютно все.
Вот что представляет собой блокбастер? В дословном переводе — бомба, способная снести квартал. Фильм, заработавший более $ 100 млн. Совершенно маркетинговая вещь. Но мне довольно сложно на эти темы рассуждать: я не стою в очереди на создание первого украинского блокбастера и очень этому рад.
— Вы не только снимаете кино, но и снимаетесь в нем. Расскажите о фильме, в котором сейчас работаете.
— Алена Демьяненко делает картину, которая называется Моя бабушка Фанни Каплан. Я играю младшего брата [лидера большевиков Владимира] Ленина, и вот числа с 5‑го и до Канна [фестиваль стартует 14 мая] каждый день снимаюсь. Кстати, буду в фильме заниматься сексом с Фанни Каплан. Репетировали его уже — было очень весело. Нет ничего забавнее, чем режиссировать или играть сексуальные сцены.
— Жалко, что я не стал актером. Господь не дал таланта достаточно. Это же так чудесно: не надо думать про график или как выставлен свет — кучи вопросов просто не существует. Ты пришел, чего‑то там поделал, домой тебя отвезли — волшебство. На чужой площадке во что‑то влезть, подправить? Нет, ни в коем случае.
С режиссером же очень просто. Если режиссер, я например, делает ошибки, то эти ошибки ценнее чьей‑то правоты. Потому что они мои и фильм мой. Он существует потому, что я так хочу. Все люди существуют для того, чтобы я мог снимать этот фильм так, как мне хочется. Поэтому, прекрасно сознавая, как это устроено, я никогда не вмешиваюсь в чужую работу. Абсолютно доверяю режиссеру. Прихожу, расслабляюсь и получаю удовольствие.
— Вы еще и сценарист. Говорят, Племя писали вместе со своей женой?
— Да, но в титрах указан только я.
— Почему?
— Мы такая задорная семья — вообще все делаем вдвоем. Лена — журналист по образованию, вела программу о кино в Питере. Мы там какое‑то время жили, а потом я ее сманил. Она работает со мной и выполняет очень много функций. Поэтому в титрах значится как креативный продюсер. Постоянно с ней советуюсь — я в этом смысле абсолютный подкаблучник. И горжусь этим!
Когда у меня были какие‑то сомнения по актерам, она меня убеждала взять того или другого. Я вроде и готов, но страшно: человек не соответствует моим представлениям. И вот тут нужно, чтобы меня успокоили. А потом, если что‑то пойдет не так, всегда ведь можно сказать: “Это меня Лена уговорила, я тебя вообще не хотел снимать”.
***
Этот материал опубликован в №17 журнала Корреспондент от 5 мая 2014 года. Перепечатка публикаций журнала Корреспондент в полном объеме запрещена. С правилами использования материалов журнала Корреспондент, опубликованных на сайте Корреспондент.net, можно ознакомиться здесь.