Корреспондент: Побег из Луганска. Беженцы рассказали, как покидали малую родину
Луганск остаётся одной из основных горячих точек на востоке страны. Несмотря на объявленное до 27 июня прекращение огня, местные жители по‑прежнему живут в страхе и покидают малую родину.
Утро среды началось с появления в Луганске колонны военной техники. Камера видеонаблюдения зафиксировала в четыре утра танк, несколько БРДМ и военных грузовиков. СМИ немедленно подхватили и разнесли чрезвычайную новость, но местные жители, как оказалось, уже к такому привыкли.
Валентин Торба, директор портала Золотые страницы. Луганщина:
Такие колонны за время перемирия стали уже нормой. Мы по веб-камерам смотрели. Они появляются со стороны въезда из Краснодона и через Луганск едут в сторону национального аграрного университета — это направление на Алчевск, Донецк.
У нас уже не проходной двор, а день открытых дверей! Первая уверенная колонна, подобная сегодняшней, вошла в Луганск в первый день перемирия — утром 20 июня. С российскими флагами. Это не украинские танки, 100 %. Наших тут не может быть. Заехали они из России в Северный, недалеко от Изварино. Причём там свежие следы на асфальте от танков.
Луганчанам, которые оказались в эпицентре боевых действий, не удаётся сохранять хладнокровие. Некоторые предпочитают дождаться их окончания и выехать. Кто‑то временно, а кто‑то допускает, что навсегда.
Оксана, студентка, жительница квартала Мирный:
Наша семья твёрдо решила уехать из города ещё 2 июня, когда начался штурм [боевиками ЛНР Луганской] погранзаставы, до которой от нашего дома всего метров пятьсот. Мы проснулись в половине пятого утра с первыми взрывами и выстрелами. Ближайшие два дня были настоящим адом.
В нашем дворе возле подъезда постоянно сидели люди с автоматами и в камуфляже. Они непрерывно вели перестрелку. Мы живём на пятом этаже, и у нас окна остались целыми, а на восьмом и девятом стёкла выбиты пулями. В квартире на девятом этаже потом находили пули: одна застряла в потолке, другая отбила часть люстры.
Больше всего мы нервничали из-за отца: он работает охранником и возвращался домой с дежурства как раз в разгар штурма. Рассказывает, что попытался поговорить с “ополченцами”, которые буквально облепили наш подъезд и пытались попасть внутрь. Мол, что и кого они хотят там найти? В ответ на него навели автомат и приказали помалкивать, потому что внутри, в подъезде, сидят “бандеровцы”, которых нужно схватить. Отец ответил, что живёт здесь 18 лет и никогда никаких “бандеровцев” не видел, потому что их просто нет. За это получил автоматную очередь под ноги. У нас папа прошёл афганскую войну, а тут перед ним стоял какой-то паренёк с автоматом, лет 20-22. Отец говорит, что еле сдержался, чтобы не схватить его за грудки.
Повезло, что из подъезда выходил наш сосед со второго этажа, симпатизирующий сторонникам ЛНР, и сказал, что “знает Саныча, и если Саныч говорит, что здесь нет “бандеровцев”, значит, их и правда нет”. Тогда люди с автоматами ушли, видимо, потеряли интерес к отцу.
Сейчас мы уехали в Харьков, к родственникам. Живём всемером в двухкомнатной квартире. Пока домой вернулся только отец. Ходили слухи, что оставленные квартиры грабят мародёры. Он поехал за нашей присматривать. Хорошо, что её не тронули.
Когда теперь думаем возвращаться в Луганск? Не знаю. Я занята сейчас вопросом перевода в один из харьковских университетов. Есть ощущение, что мы уже вряд ли вернёмся.
Михаил, программист луганской IT-компании:
Я жил в Станице-Луганской, это километров двадцать от областного центра, куда каждый день ездил на работу. Помню, как в обед 12 июня появились сообщения, что в Станице стреляют, заговорили об артиллерийских и авиаобстрелах. Позвонил родителям, и они подтвердили, что действительно — у нас звучат автоматные очереди, многие люди в панике, напуганы слухами.
Взял на работе отгул на полдня и решил возвращаться домой. Ужас начался ночью: мы проснулись от рвущихся снарядов, казалось, что они взрывались в нашем дворе. К половине пятого утра начался постоянный обстрел.
Мобильная связь и интернет пропали где-то к семи утра. Всё это время мы с родителями прятались в погребе, пытались вынести и спрятать ценные вещи. Отец даже хотел загнать машину, которую оставил под открытым небом во дворе, в гараж, но решили, что не стоит рисковать жизнью.
Та ночь была настоящим кошмаром. Дикий страх, ощущение полной беспомощности, невозможность что-то изменить и помочь себе и близким. К утру, когда более-менее утихло, мы вышли на улицу. По посёлку бегали шокированные люди, осматривали потери, смотрели, что осталось от домов. У нас оказалась осколком разбита часть крыши, появилось несколько ям в огороде. Можно сказать, что нам повезло. У соседей выбило стекла в кухне, сильно повреждён гараж.
На работу я в тот день уже не попал — не захотел бросать родителей. Весь день мы паковали и собирали вещи, сносили их в подвал. Тем более, что выбраться из поселка было сложно: на машине ехать очень опасно, а общественный транспорт не работал. Ходил только пригородный дизель-поезд.
Света не было, к обеду у меня разрядились телефон и планшет, и я остался совсем без связи. Было очень страшно, что и следующей ночью обстрел повторится. Нам уже неважно было, кто и по кому стреляет, главное — выжить.
В Луганск я сумел попасть только на третий день и затем уехал в Киев.
Общая нервозность ситуации приводит к тому, что обычные граждане совершенно неожиданно для себя могут навлечь подозрение любой из конфликтующих сторон по самому незначительному, как оказалось, поводу. Если боевики ЛНР остро реагируют на “бандеровскую” символику, то украинские силовики устраивают допросы из‑за старой георгиевской ленточки.
Роман, мерчендайзер крупной компании-дистрибьютора безалкогольных напитков:
Мы вместе с коллегой 23 июня поехали по работе из Луганска в Сватово, куда нужно было доставить несколько ящиков продукции, развезти их по магазинам. Во время “горячей” стадии войны у нас в области, когда обстреливали артиллерийскими и авиаударами, мы вообще практически не выезжали “в поля”. А теперь подумали — ну, перемирие же, можно двигать, летом спрос на напитки большой.
Выехали около семи утра на “пирожке” со средней тонировкой, поэтому было заметно, что в машине лежат ящики. Блокпосты сторонников ЛНР, или, как они себя называют, “ополченцев”, проехали нормально. Повезло, что людей на блокпостах было мало, только на одном остановили, посмотрели наши паспорта и пропустили.
Мы обрадовались, потому что, честно говоря, нервничали: в Луганске постоянно рассказывают, как в области люди с автоматами “отжимают” машины или товар, который везут, а потом менеджерам компаний приходится договариваться, давать взятку, чтобы отдали продукцию.
Вот и подумали, что проскочили и самое страшное позади. Но проехали ещё километров десять, до ближайшего блокпоста украинских военных, как нас остановили и стали досматривать машину. Мы вышли, встали рядом с автомобилем в нескольких метрах.
У Максима, водителя, в бардачке нашли георгиевскую ленточку. Позже он вспомнил, что цеплял её на лобовое стекло ко Дню Победы, а потом просто не убрал.
Меня сразу “заломали”, приказали лечь на землю. Я подчинился, тем более на меня в это время уже упирались два автоматных дула. Максим отказался лечь, я поднял голову и увидел, как возле его ног полетели клочки земли от автоматной очереди. Я уже начал прощаться с жизнью, подумал, что всё, конец.
Дальше нас отвели к мосту. Тут я решил, что точно расстреляют, если приняли нас за террористов. Тем более вокруг ни души — речушка, овраги. Нас опять повалили на землю и в таком положении допрашивали.
Слава богу, не стреляли, а через несколько минут позвонили военному следователю и пообещали, что “он с вами разберётся”. Я мысленно начал прощаться с жизнью в третий раз.
Нас подняли с земли, отвели к блокпосту, приехал следователь, допросил нас, звонил нашим менеджерам и руководству, в общем, около полутора часов выяснял, не террористы ли мы. Нас отпустили. До Сватово всё же доехали, но возвращались уже на всякий случай другой дорогой.
По данным Минсоцполитики, с начала волнений на юге и востоке Украины в стране официально зарегистрированы 22 тыс. переселенцев. Среди них из Донецкой и Луганской областей — 11,7 тыс. человек.
***
Этот материал опубликован в №25 журнала Корреспондент от 27 июня 2014 года. Перепечатка публикаций журнала Корреспондент в полном объеме запрещена. С правилами использования материалов журнала Корреспондент, опубликованных на сайте Корреспондент.net, можно ознакомиться здесь.