Корреспондент: Гость в горле. Как переселенцы с востока обживаются в Киеве
Нескончаемое ожидание в очередях, неопредёленность, усталость и злость. Обозреватель Корреспондента побывала в роли переселенца, чтобы понять: выжить можно, но адаптироваться и не возненавидеть всех сложнее, пишет Евгения Вецько в материале, опубликованном в №35 журнала Корреспондент от 5 сентября 2014 года.
Возмущённый голос женщины лет 50 пробивается среди десятков других. «Тут сплошной ширпотреб. Старые вещи. Я бы такое на мусор выносила. Они что, думают, мы будем такое носить?» — разговаривает она с кем-то по телефону.
Чуть дальше ещё две дамы кричат о том, что Киев всегда жил лучше, чем Донецкая и Луганская области. Предмет спора — стоимость коммунальных услуг, которые в столице почему-то ниже, чем на востоке. Атмосфера на складе вещей для переселенцев накалена до предела: достаточно малейшего повода, чтобы началась массовая драка.
Хуже на железнодорожном вокзале. Именно отсюда начинается жизнь переселенца, приехавшего в Киев. Координационный центр Минсоцполитики, регистрирующий приехавших из зоны АТО, работает в зале ожидания на втором этаже. Информации о том, куда бежать и с какими документами, в интернете достаточно, поэтому беру паспорт с алчевской пропиской и отправляюсь получать новый для себя статус.
Добро пожаловать
Десять лет в Киеве, но в зале ожидания не была никогда. Сознательно не звоню знакомым переселенцам, которые уже получили вожделенную справку. Милиционеров или работников вокзала поблизости не видно, поэтому подхожу к наклеенному на стене объявлению с номерами телефона службы Киев-SOS. Звоню. Не отвечают.
Методом проб и ошибок, прогулявшись до Южного вокзала, координационный центр всё-таки нахожу. Вход в зал платный (26 грн), но если перед турникетом сообщить, что идёте регистрироваться, денег не требуют.
В очереди человек 30. Подхожу. На столе лежат два листка А4 — Донецкая и Луганская области.
«Нужно записываться, — говорит одна из присутствующих. — Я вот из Луганска, несколько дней назад переехали. Надо пенсию переоформить, может, жильё какое-то найти. Не будешь же сидеть на шее у родственников. Нас и так в трёхкомнатной квартире десятеро».
Заполняю анкету, записываюсь. В списке — 58-я. Попутно изучаю объявления, расклеенные на стенах небольшого помещения, в котором расположился центр. Телефоны горячих линий, Киевской городской службы занятости, контакты юристов, психологов, риелторов, телефоны хостелов, Пенсионного фонда, департамента здравоохранения, адреса координационных центров в других областях и даже объявление Срочно требуется домработница. Зарплата 8.000 грн плюс проживание. Неплохо. Но за два часа, проведённые в очереди, на объявление обратила внимание только одна девушка.
«Какая из меня домработница? У меня диплом юриста», — комментирует она и демонстративно поворачивается к подруге.
Женщин в очереди большинство. В центр приезжают в основном семьями (хотя достаточно одного человека и документов), мужчины или охраняют носящихся по залу ожидания детей или смирно стоят в сторонке.
Очередь движется медленно. Управляет ею работник МЧС. Ещё один спасатель делает ксерокопии документов. Через полчаса оказывается, что очередь делится на три: для переселенцев из Луганской области, для приезжих из Донецкой и для тех, кому нужно отксерить документы. Последние, если уже попали в помещение центра, добровольно оттуда не выходят.
Чем ближе к заветной двери, тем быстрее теряется ощущение реальности. Споры о том, кто пришёл первый, кто больше беженец и кому тяжелее, давка. Все искренне ненавидят инвалидов и тех, кто пришел с маленькими детьми (их пускают без очереди)
Чем ближе к заветной двери, тем быстрее теряется ощущение реальности. Споры о том, кто пришёл первый, кто больше беженец и кому тяжелее, давка. Все искренне ненавидят инвалидов и тех, кто пришел с маленькими детьми (их пускают без очереди).
«Я своего дома оставила на чужих людей, а эта притащила», — возмущается блондинка с очень чёрными бровями.
В голове постоянно крутится одна и та же мысль: тихой учительнице или интеллигентному пенсионеру придётся принимать правила игры и учиться толкаться. Иначе будут стоять в очереди бесконечно.
Два часа ожидания, и я сажусь за стол к социальному работнику. Минимум вопросов: откуда приехала, с кем, есть ли дети, какая нужна помощь. И мне выдают малюсенький кусочек бумаги, на котором указан мой номер в электронной базе переселенцев. Позже мне объяснили, что раньше давали справки, теперь бланки закончились.
«Отдельно за справкой ехать не придётся. Главное, что вы есть в базе, — уточняет оператор министерской горячей линии. — Если будут приняты какие-то законы, касающиеся переселенцев, вам сообщат».
Пока никаких официальных льгот у этих людей нет. Они могут рассчитывать, что им помогут найти жильё, работу, устроить детей в детский сад и школу, переоформить социальные выплаты, чтобы получать их в Киеве. Но любой чиновник начнёт разговор с просьбы показать бумажку с номером и паспорт.
Тут же в помещении координационного центра сидят работники социальных служб и волонтёры. Подхожу к человеку, который обещает поселить по сниженным ценам. Выбор невелик: койко-место за 35 грн в сутки или комната за 2.200 грн в месяц (туалет и кухня одна на коридор).
«Очень много переселенцев в Киеве, дешевле вы не найдёте. А если просто с улицы придёте в гостиницу, будет ещё дороже», — уговаривает он.
Ссылаюсь на то, что мне нужно посоветоваться, и ухожу.
«Я приехала с ребёнком пяти лет, как можно устроить его в садик?» — спрашиваю у женщины, сидящей за соседним столом.
У меня правда есть ребёнок, действительно пяти лет, но в свидетельстве о рождения указано, что он родился в Киеве, поэтому говорю, что документов малыша пока нет, приедут из мятежного региона со дня на день. Получаю номер телефона районного управления образования, где мне необходимо зарегистрироваться. Но без свидетельства о рождении соваться туда бесполезно.
Подходящая работа
Следующий этап — центр занятости. Сидящая за столом служащая узнаёт о моём предыдущем месте работы, записывает фамилию и расспрашивает о предпочтениях.
Решаю, что легенда будет выглядеть более правдоподобной, если признаюсь, что журналистка, но работала в редакции Луганской областной телерадиокомпании (благо такой опыт у меня имеется, даже имя и фамилию «главного» назвать могу).
Молодой человек за компьютером сразу предлагает мне три вакансии. О том, что на работу придут переселенцы, в редакции знают. Какая зарплата? Спросите на собеседовании.
Пока мне выписывают контактные телефоны, за стол подсаживается дама, возмутившаяся объявлением о домработнице. Ищет работу юриста, диплом оставила в Луганске, на предложение пойти работать официанткой отвечает резким отказом. Но быстро успокаивается, спрашивает район, приблизительный уровень зарплаты и уходит.
На прощание сотрудники центра занятости вручают мне и ей две газеты с объявлениями. На первой странице предложение о работе в массажном салоне и несколько приглашений для суррогатных матерей и доноров яйцеклеток.
Выхожу на улицу и стараюсь забыть о том, что живу в Киеве энное количество лет. Садик, жилье, работа, социальные службы, тёплая одежда, которой у большинства переселенцев нет.
Начинаю с жилья. Обзваниваю риелторов. Первый вопрос — откуда приехали. Нельзя сказать, что, услышав, откуда я родом, люди бросают трубку. Но относятся очень настороженно.
«Понимаете, хозяева переживают, что сдадут вам квартиру, а через месяц всё успокоится, вы съедете и им придётся искать жильцов по новой», — объясняет риелтор Александр.
Ещё одна причина для волнения — ребёнок.
«Скоро будет принят закон, закрепляющий статус переселенцев, и их детей запретят выселять. Может быть, они даже смогут претендовать на то, чтобы их прописали», — с нескрываемым раздражением говорит Наталья, хозяйка двухкомнатной квартиры на Оболони. Откуда у неё такая информация, неизвестно.
Ну, и, конечно же, слухи о том, что выходцы с Донбасса беспробудно пьют, громят мебель, выносят всё, что плохо лежит… Несколько риелторов, сославшись на такие случаи, отказали сразу.
Тем не менее несколько вариантов квартир мне предложили. Ценовая категория очень разная, квартиры тоже. Вариант «накинуть» тысячу из-за риска, который кроется за моей пропиской, отмела сразу.
Итог: два дня, пять просмотров, несколько уставших риелторов — и квартира найдена. Троещина, новый дом, 3.500 грн в месяц и очень милые хозяева, ещё на просмотре предложившие мне привезти ненужные тёплые вещи
Итог: два дня, пять просмотров, несколько уставших риелторов — и квартира найдена. Троещина, новый дом, 3.500 грн в месяц и очень милые хозяева, ещё на просмотре предложившие мне привезти ненужные тёплые вещи. Для меня или ребёнка.
Жильё найдено. Теперь нужно пристраивать малыша и обживаться. Так как с детскими документами у меня явное несоответствие, иду напрямую в садик. Якобы не зная, что нужно предварительно зарегистрировать.
«Если честно, мест вообще нет. Ни для киевлян, ни для переселенцев, — сетует заведующая одного из детских садов на Троещине. — Всё забито. Но если вам дадут добро, то, конечно, что-то придумаем. Может, кроватку куда-то доставим».
«Если в садике рядом с домом совсем никак, даём направление в соседний район, где есть свободные места. Но ехать через полгорода никого заставлять не будем», — отвечают мне по телефону в департаменте науки и образования.
Со школами немного проще. Родители должны предоставить свидетельство о рождении ребёнка, документы об образовании, личное дело и медицинскую карту. Если этих документов нет, их помогут восстановить. Как отчитались в Киевгоргосадминистрации, в школы 1 сентября пошли 3.500 детей переселенцев. И набор продолжается.
Высокие требования
Следующий день решаю посвятить вещам. Вспоминаю замерзающих знакомых, выехавших из Луганска и Донецка в шортах и футболках, и отправляюсь на склад Волонтёрской сотни на Фроловской.
Приезжаю в районе полудня. Многолюдно. Посетители сидят на стульях, на лавочках, на земле. Прямо напротив входа большая цыганская семья разбирает какие-то вещи. Складом это место назвать довольно трудно. Старый заброшенный дом с маленькими окнами, покосившиеся ворота. Во дворе несколько брезентовых зонтиков и палаток.
В одну набросали игрушек и приспособили под детскую комнату, в другую поставили лавочки, чтобы люди не сидели на солнцепёке, под одним из зонтов стоит стол. Волонтёр записывает подошедших, даёт заполнить анкету, чтобы понимать, что именно кому нужно, а потом сверяет документы — свидетельства о рождении, паспорта, пенсионные.
Поток людей не заканчивается. В очереди случайно встретились учительница и ученица из Луганска. Из разговора понятно, что учительница не может найти работу.
«Я им все документы показала, журналы, в которых печаталась. А они мне предложили работу кассиром в Ашане, — говорит она. — Хотя, если прижмёт, пойду. Деньги нужны на квартиру. Друзья уже открытым текстом спрашивают, когда я съеду».
Здесь, как и на вокзале, действует строгое правило: беременные, мамы с маленькими детьми и инвалиды проходят без очереди. Люди «шипят», но пропускают. Чтобы ускорить процесс, ещё во время заполнения анкеты одной из матерей выносят пакет с детским питанием, памперсами, посудой.
Наконец получаю свой номер.
«На склад пускают по десять человек, вы сможете зайти часа через три — три с половиной», — предупреждает меня волонтёр.
Пока решаю, ждать или нет, замечаю в дальнем углу двора палатку с надписью Пресс-центр.
«Нет, пресс-центра никакого тут нет. Обувь раздаём, — говорит волонтёр Наталия. — Привезли палатку, вот и пользуемся».
Палаткам здесь очень рады. Каждую субботу на склад привозят продукты, людей приезжает очень много.
«Толпа ужасная, доходит до 1.000 человек. Если начинается дождь — это дурдом», — добавляет Наталия.
В обычный день на склад приезжают несколько сотен человек. Когда 200, когда 800. Больше всего в выходные. Вещей хватает, особенно много детских. Исключение — памперсы. Приходится устанавливать лимит — по десять штук на руки. С чем ещё проблема, так это с лекарствами и бытовой химией. Тот же шампунь разливают в специальные флакончики по чуть-чуть.
Переселенцы приезжают на склад за всем — вещами, обувью, химией, косметикой, едой, лекарствами, посудой, постельным бельем.
Волонтер: Когда много людей, они становятся агрессивными. И наглыми
«Когда много людей, они становятся агрессивными. И наглыми, — сетует Наталия. — Некоторые приезжают, записываются, потом подходят к волонтёру и говорят: «Ты нам собери всё в пакетик, а потом мы приедем и заберём. Чего нам толкаться?».
Многие смотрят на очередь, возмущаются и уходят.
«А потом рассказывают в соцсетях, что им никто не помогает, что у них ничего нет — ни денег, ни жилья, ни работы, ни вещей. Зачем вы тогда ехали в самый дорогой город в стране?» — вздыхает девочка-волонтёр на выходе.
Если повезёт, на складе можно «поймать» даже мебель. Несколько детских кроваток недавно привезли в Dreamtown — там тоже есть склад Волонтёрской сотни. Попадаются коляски, автомобильные кресла. Но больше всего опять же вещей и детских игрушек. Еду на Оболонь.
«В Dreamtown можно не только вещи найти. Мы там бесплатно ещё и в аквапарк ходили. Поспрашивай. Может, поездки куда-то сейчас организовывают», — советует мне по телефону подруга.
Несколько недель назад, когда в Алчевск зашли лисичанские сепаратисты, она с двумя детьми спешно покинула город. Теперь обживается в Киеве. Говорит, что помощь есть. Месяц с семьёй жили бесплатно в квартире на Оболони. Понимает, как ей повезло, и благодарна людям, рискнувшим пустить к себе переселенцев.
«Не нужно включать гордость и стесняться обращаться за помощью. Можно звонить на горячие линии, в волонтёрские организации и спрашивать, чем могут помочь. Родственницу, у которой четверо деток, предлагали поселить в Межигорье. Еда, проживание — всё бесплатно. Только не надо думать, что тут все нам должны», — говорит она.
Из тех, кто всем недоволен, выбивается мать с двухлетней дочерью. Знакомимся. Алина — практикующий психолог. Родом из Алчевска, последнее время жила в Луганске
На складе в Dreamtown людей не очень много. Из тех, кто всем недоволен, выбивается мать с двухлетней дочерью. Малышка с удовольствием примеряет вещи и босоножки. Знакомимся. Алина — практикующий психолог. Родом из Алчевска, последнее время жила в Луганске.
«Понимаешь, мы выезжали на две недели пересидеть у знакомых. У нас с собой были только летние вещи. Дом в Луганске ещё стоит, там есть всё что нужно. Но каждую минуту я жду, что в него что-нибудь влетит и мы останемся ни с чем», — говорит Алина.
И как психолог добавляет: агрессия переселенцев, злость на тех же волонтёров, склоки между собой — это нормальная реакция человека на ненормальные обстоятельства. Война — явно одно из них.
Психолог: Они злые. Не на киевлян, а на власть, на тех людей, которые допустили войну, поддерживают её. Они свою злость сваливают на тех, кто ближе. Кому достаётся? Волонтёрам, тем, кто переселенцам помогает
«Они злые. Не на киевлян, а на власть, на тех людей, которые допустили войну, поддерживают её. Они свою злость сваливают на тех, кто ближе, — объясняет Алина. — Кому достаётся? Волонтёрам, тем, кто переселенцам помогает. И неважно, Киев это, Ивано-Франковск или Одесса».
Такие люди чаще всего показывают, что вправе требовать. Есть и другая крайность — никогда ничего не просить.
«В моём окружении подавляющее большинство надеются только на себя, — рассказывает психолог. — Они, только умирая от голода и холода, станут обращаться за помощью».
Поэтому переселенцам Алина советует благодарить людей, которые оказывают помощь, а свою злость направить на тех, кто разжигает войну. И понимать, что имеют право на выбор.
«Дареному коню в зубы не смотрят. Не нравится — ищите то, что вам подходит», — советует психолог. Но понимайте, что это будет уже за деньги.
***
Этот материал опубликован в №35 журнала Корреспондент от 5 сентября 2014 года. Перепечатка публикаций журнала Корреспондент в полном объеме запрещена. С правилами использования материалов журнала Корреспондент,опубликованных на сайте Корреспондент.net, можно ознакомиться здесь.