Корреспондент: Раскол в украинских семьях из-за идеологии
Сотни тысяч украинских семей трещат по швам на почве идеологических разногласий.
Война притупляет основы близких отношений — чувство ответственности и способность брать вину на себя, констатируют психологи, пишет Руслан Иванов в №9 журнала Корреспондент от 6 марта 2015 года.
Анна, переехавшая в Киев несколько лет назад, не видела своего 31-летнего сына-шахтёра, многочисленную родню и подруг почти год. Все они остались на малой родине — в Макеевке, поддержав сепаратистов. Анна, сторонница единой Украины, напротив, по мере сил помогала протестующим на Майдане.
«Родственники как меня только не называли, — вспоминает она с дрожью в голосе. — И нацисткой ругали, и похуже выражались, поэтому на каком-то этапе я полностью прекратила с ними общаться».
В последний раз Анна побывала в Макеевке почти год назад, тяжело пережив окончательный разрыв с роднёй. И только с сыном договорилась созваниваться, но не общаться на политические темы.
«Для меня он всё равно ребёнок, — со слезами на глазах объясняет она. — Как же я его брошу, тем более в самом центре войны?!»
Таких историй, как у Анны, в стране сотни тысяч — множество украинских семей оказались разделёнными войной на два противоборствующих лагеря.
«Война всегда приводит к расщеплению внутри человека, внутри семьи, страны, большого коллектива, — объясняет психоаналитик Екатерина Левин. — В этой ситуации все стороны конфликта не способны чувствовать стыд за то, что делают, ощущать вину и брать на себя ответственность за свои действия».
Поэтому нормальный диалог в обществе и в семье становится невозможен, подчёркивает эксперт.
По данным МЧС, 127 тыс. украинцев, пережив стресс, вызванный войной, обратились за психологической помощью, и 30-40% — по поводу идеологического раскола в семье
По данным МЧС, 127 тыс. украинцев, пережив стресс, вызванный войной, обратились за психологической помощью, и 30-40% — по поводу идеологического раскола в семье. Реальное же число людей, которые потеряли контакт с близкими, в разы больше, утверждает Евгений Ермоловский, сотрудник Ассоциации специалистов преодоления кризисных состояний. По его наблюдениям, среди тех из них, кто всё же не постеснялся обратиться к психологам, преобладает молодёжь.
«Они более гибкие, активные и в чём-то даже взрослее своих родителей, — подчёркивает Ермоловский. — Молодые люди начали брать на себя родительские функции по отношению к старшим родственникам, чтобы наладить общение».
Семейные сцены
34-летний киевлянин Александр, как и остальные герои статьи Корреспондента, не пожелавший назвать свою фамилию, — убеждённый украинский националист, а его отец — кадровый офицер российской армии.
Споры о Майдане между ними по Skype и телефону переросли в настоящие скандалы после аннексии Крыма. Отец Александра был одним из тех, кто с гордостью поднимал фронтовые 50 г с друзьями-офицерами за присоединение полуострова к России.
А уж после начала войны на Донбассе общение и вовсе скатилось к матерным разборкам. Противостояние достигло кульминации, когда российский офицер приехал в Киев на похороны родственника: отец и сын едва не подрались. С тех пор они почти не общаются.
«Когда мы разговариваем, я слышу не отца, а диктора [российского телеканала] Lifenews, — говорит Александр. — Он перестал говорить своими словами и сыплет цитатами из российской пропаганды. Эта стена непрошибаема».
Со своей стороны офицер-отец высказывает Корреспонденту свою точку зрения:
«Сын меня просто не слышит, и, кроме как «агрессор» и «фашист», я от него ничего не могу добиться. Он не понимает одного: не бывает так, что кто-то лжёт, а кто-то говорит чистую правду. Лгут все, особенно во время войны».
Тяжело переживая разрыв с сыном, россиянин после очередного разговора с ним попал в госпиталь с гипертоническим кризом. По словам офицера, ему невыносимо осознавать, что мальчик, которого он учил плавать, делать кормушки для птиц и фотографировать, теперь может поднять на него руку только за то, что у него другие взгляды.
Тяжёлые минуты общения с роднёй пережила и Анна из Макеевки.
«Сестра и кума звонили мне в Киев и прямо орали в трубку: «Дура, возвращайся скорее, у нас сейчас пенсии будут по $ 500 и паспорта российские, — вспоминает она. — Сын-шахтёр уже будущие барыши подсчитывал. Дескать, вот теперь шахтёры заживут, как при Союзе».
В итоге на родню Анна уже махнула рукой, хотя, по её словам, ей тяжело жить, зная, что и она для них будто умерла. Но за сына борется до сих пор.
«Он мне говорит: «Мама, я в забое за 4 тыс. грн, как вол, вкалывал, а уголь за миллионы продавали. Украина нас грабила», — вспоминает Анна один из разговоров. — Я ему в ответ: «Шахта твоя кому принадлежит? Януковичу! А грабит тебя Украина? Сам подумай!»
Впрочем, доводы сторон положения не улучшили. Мать и сын стали созваниваться всё реже и говорить всё короче и резче. Анна пачками ела валидол, сын раздражался и грубил, пока наконец она не предложила наложить табу на политические темы. Это немного улучшило отношения.
А вот 29-летний симферополец Дмитрий, который сейчас воюет в одном из украинских добровольческих батальонов, поступил с точностью до наоборот — полностью вычеркнул из своей жизни родного брата.
Дмитрий приехал в Киев в самом начале Майдана и сожалеет, что тогда не взял с собой младшего.
«Пообещал родителям, что не буду впутывать его в неприятности, а тогда в Киеве кроме них больше ничего и не светило», — вспоминает он.
Пока Дмитрий делал революцию в столице, его брат, когда на полуостров хлынули бывшие украинские беркутовцы, примкнул к одному из сформированных ими отрядов так называемой крымской самообороны
Пока Дмитрий делал революцию в столице, его брат, когда на полуостров хлынули бывшие украинские беркутовцы, примкнул к одному из сформированных ими отрядов так называемой крымской самообороны.
«Он даже пытался меня агитировать вернуться и служить в их структурах, — откровенничает боец, вворачивая непечатное словцо. — Я ему раз и навсегда объяснил свою позицию, с которой он не согласился. Теперь брата у меня нет».
Дмитрию жалко только родителей: мол, они всегда были аполитичны, флагов России не вывешивали, но и за Украину не вступались. А теперь не знают, как помирить сыновей. В семье Дмитрия — как в классике советской литературы: один сын за красных, другой за белых.
«И, если русские начнут лезть со стороны Крыма, мы вполне можем столкнуться нос к носу в окопах, только с разных сторон», — невесело шутит боец.
Несмотря на показную браваду, заметно, что крымчанин очень переживает разрыв с братом. Вспоминает, как подростками они объездили всё черноморское побережье, ловили рыбу, знакомились с приезжающими на отдых девчонками и были счастливы. Отчасти поэтому Дмитрий не торопится удалять брата хотя бы из друзей в Facebook, но на его редкие сообщения не отвечает.
Доктор Время
Ермоловский рассказывает, что первый пик обращений украинцев к психологам пришёлся на дни Майдана. Следующие волны — момент аннексии Крыма и ожесточённые бои на востоке. Каждое из событий заново раскалывало семьи.
«На сегодняшний день проблема сместилась в сторону разногласий с родственниками, живущими в России, — рассказывает эксперт. — Сейчас это большинство обращений, и в этом направлении всё очень печально».
Впрочем, семейные страсти на почве политики специалисты фиксировали ещё во времена оранжевой революции, но они сошли на нет. Такой же итог Ермоловский прогнозирует и для нынешнего противостояния.
Психолог: Остаются [незыблемыми даже в войну] вечные ценности — семья, дом, друзья. И там, где люди не стараются любой ценой отстаивать свои принципы, раздоры рано или поздно угасают
«Остаются [незыблемыми даже в войну] вечные ценности — семья, дом, друзья, — рассуждает психолог. — И там, где люди не стараются любой ценой отстаивать свои принципы, раздоры рано или поздно угасают. А великолепные поводы к этому дают [стоящие сегодня у власти] политики, разочаровывая людей своими действиями».
Наш собеседник Александр уже сделал первый шаг навстречу отцу, честно признав в разговоре, что происходящее сегодня в Украине всё более расходится с идеями Майдана. Отчасти свою неправоту признал и отец.
«Первые изменения в общении с ним начались после того, как в Россию массово пошли гробы, — замечает Александр. — Нехотя он всё же сказал: «Да, там наши действительно есть, валят их там у вас нехило». Знаю, что ему нелегко это было признать».
Недавно стали сами звонить и Анне её родственники из «ДНР».
«Сестра рыдает в трубку, говорит, не думали, что всё так сложится, а теперь, мол, ими помыкают бывшие уголовники, и семья на грани выживания, — рассказывает бывшая жительница Макеевки. — Ну а что я могу? Пожалеть её только».
Главное не отстраняться, не переубеждать человека в его неправоте, а просто взаимодействовать, решать совместно какие-то бытовые проблемы. Ключевое — не касаться в разговоре политики
Этого уже достаточно для восстановления семейных отношений, учит Ермоловский. Главное не отстраняться, не переубеждать человека в его неправоте, а просто взаимодействовать, решать совместно какие-то бытовые проблемы. Ключевое — не касаться в разговоре политики.
«Компромисс в отказе обсуждения конкретных тем может помочь, а может и нет, — предупреждает Левин. — Но это даст людям возможность сохранить связь и легче вернуться к нормальным отношениям».
По её словам, многое зависит и от глубины конфликта. Если родственник призывает к насилию, убийствам, нарушению закона, то сложно быть толерантным и нейтральным. Но когда человек не высказывается подобным образом, а лишь находится под влиянием пропаганды, своего прошлого, пусть искажённых, но личных убеждений, нужно признать его право на другую точку зрения.
Политический раскол часто возникает в семьях, где до этого был застарелый семейный конфликт, отмечают психологи
Политический раскол часто возникает в семьях, где до этого был застарелый семейный конфликт, отмечают психологи.
«Часто идеология становится прикрытием, чтобы выразить взаимную обиду, недовольство давно назревшими в семье проблемами, — объясняет Ермоловский. — Проработка со специалистом [глубинных] взаимоотношений родителей и детей нередко снимает и идеологические распри».
Слова эксперта подтверждают предыстории некоторых героев статьи. Александр до сих пор с горечью вспоминает скитания семьи за отцом по отдалённым гарнизонам, из-за чего он даже не успевал обзавестись школьными друзьями. А сын Анны обижен на мать за то, что та, выйдя замуж за киевлянина, переехала в столицу, однако ему поехать вслед за ней и тоже обосноваться там не помогла.
Тем не менее Анна надеется на воссоединение.
«У меня мечта снова собраться за одним столом с семьёй, друзьями, обняться, пусть и поплакать, но чтобы всё было как раньше, — говорит она. — Главное, чтобы мир был, а отношения наладим».
***
Этот материал опубликован в №9 журнала Корреспондент от 6 марта 2015 года. Перепечатка публикаций журнала Корреспондент в полном объеме запрещена. С правилами использования материалов журнала Корреспондент,опубликованных на сайте Корреспондент.net, можно ознакомиться здесь.