Два года разочарований: Как война изменила батальоны
Корреспондент выяснил, как трансформировалось добровольческое движение за последние два года.
Украина аплодирует возвращению Савченко — в ней видят всё то, «за что стоял Майдан». Её позиция, чеканные фразы — всё родом из эпохи костров. В парламенте она выглядит чужеродным элементом. Впрочем, и в современных добровольческих батальонах она смотрелась бы так же. За последние два года движение сильно поменялось, пишет Евгения Супрычева в №22 издания от 10 июня 2016 года. Мы решили условно поделить патриотов на несколько категорий — у каждого из них своя история «ломки сознания».
Романтики: Задумались о карьере
Возраст: 20-40 лет
Цель прихода в батальон: создание нового элитного подразделения
Мечта: изменение системы МВД, признание заслуг
Причина ухода: разочарование системой
Большинство добровольческих формирований создавалось под эгидой МВД. Считалось, что патриоты сами ломились в дверь — оставалось только легализовать. Иногда так и было, но чаще иначе. Собирать людей в батальоны приходилось с привлечением доверенных лиц – и патриотизм в них ещё предстояло разбудить.
— Ну я не буду вам рассказывать, с чего всё начиналось, — говорит бывший замкомбата «Николаева» Дмитрий Дмитриев и тут же выдаёт чёткую хронологию. Итак, 2014 год. Из главка пришла разнарядка создать патрульный батальон особого назначения. Как может быть патрульный с дубинкой «особого назначения», никто не понимал. Начальник ОВД совсем растерялся — позвал «знатоков». Среди них оказался Дмитриев — бывший боец милицейского спецназа.
— Костяк набирали на личных контактах: звали друзей и бывших сослуживцев, — рассказывает он. — Направляемся в какой-то суши-бар, там уже «собрались ребята». Листают страницу батальона на Фейсбуке: вот они нарядные на блокпосту, а вот везут пенсию. Опять нарядные.
— Форму, видишь, какую себе купили? Похоже на рейнджерскую, — хвастают.
Казалось бы война, не время думать об одежде… Но для ребят принципиальный момент. Николаевцы не из тех, кто ночевал на Майдане. Однако они приняли новую власть и решили её грамотно презентовать. Дескать, новая Украина — это не только революционеры, которым всё равно, как они выглядят. Посмотрите: мы же красавчики, говорим по-русски — и при этом мы часть системы. С нами можно иметь дело — это они пытались доказать мирному населению в зоне АТО. Хотя изначально были заточены на работу в серой полосе. Но система дала сбой.
— Допустим, пишем на Фейсбуке: «Ни шагу назад!» А почему? Да потому что поля вокруг заминированы, а минёры уехали и забыли оставить карту. Вот сколько раз такое было! — возмущается Андрей, серьёзный мужик с хваткой бульдога (до войны — личный охранник одного из «уважаемых людей» в городе).
— Да они вообще не рисовали эту карту! – восклицает Антон, кадровый офицер, а в миру консультант по продаже яхт.
В бардаке тяжело держать фасон. Но вот, кажется, появился шанс изменить систему. Их комбата Гончарова назначили главой ОВД Николаевской области. Получается «свой человек» на капитанском мостике - можно выравнивать курс. Допустим, нашим нужна база террористов и сепаратистов. Иначе нет смысла торчать на блокпостах по периметру области.
— Прихожу к нему в новый кабинет, излагаю суть проблемы. Он говорит: что ты суетишься? Тебе спать не с кем? Всё, он стал человеком системы. Главное, чтобы от нас не было ЧП. Я ему говорю: если мы теперь полиция — давай парней отправим на стажировку в Грузию, могу оплатить. Нормально, отвечает, только оплати ещё пятерым нашим — тогда отправим. Ну послушайте… — Дмитриев откидывается на кресле, разводя руками.
В результате ни в какую Грузию батальон не поехал — отправили охранять мост. Тот самый, за который город платит вневедомственной охране 1,5 млн грн.
— При этом охраны там нет — они зарабатывают на стороне, закрывая «человеко-часы» за счёт моста, а мы стоим: такие все модные, преисполненные веры в светлое будущее, — говорят бойцы.
И в какой-то момент, перехватив взгляды горожан, они стали понимать, что их героический образ плавно трансформируется в комический. Николаев не самый промайдановский город, скептиков хватает.
— И они правы. Получается, мы не работаем на результат — просто имитируем «порядок» в городе. Служим ширмой. А зачем? — перегнулся через стол Андрей.
Решили «незачем» — ушли. Могли бы закатить скандал напоследок, но не стали выносить сор из избы — на радость скептикам. Да и чисто по-человечески обидно. Впрочем, не все идеалисты оказались столь безобидными. Из 20 человек «золотого состава» всё же один зацепился в батальоне — и весьма пакостный.
— А я специально остался, чтобы пакостить, — с лёту признаётся, подсаживаясь за столик, боец «Николаева» Александр, совсем молодой пацан, десантура (вырвался на полчаса со службы).
Говорит, получает море удовольствия. Одного комбата уже «ушёл». На очереди второй.
— Сейчас как раз начинается «пляжный сезон» — поедем охранять турбазы, — заговорщически кивает мужикам.
— А это законно? — уточняю.
— Нет. Это зарабатывание денег для начальства.
— Так почему не откажетесь?
— Допустим, я отказался. И из 100 человек всё равно поедут 99 — работа идёт. А так я поеду, будут звонить сюда — СМИ будут писать. Пакость?
Разумеется, но почему все остальные столь безропотны. Говорит всё просто: сейчас «Николаев», как и многие другие батальоны, на 70-80% состоит из бывших милиционеров: сотрудников райотделов, Беркута. Для одних это возможность пересидеть аттестацию: батальоны в этом плане — тихая гавань (для участников АТО аттестация — формальна). Но всё же большинство — пенсионеры времён Ющенко. И не то чтобы тянуло на передовую — набежали за период перемирия.
— Для них это хорошая прибавка к пенсии. Ну а ментовский менталитет у них остался. Вот вроде большой, крепкий, а слово боится сказать, — рассуждает Александр.
Александр не боится – его увольняют каждые два месяца. Но всё больше по формальным причинам (например, на подставу с оружием не решаются — дойдёт до Киева). Как только рапорт — старожилы идут к Гончарову. Дескать, не дай бог подпишешь. Молчать не станем. Прикрывают молодого орла. А зачем?
— Борьба с ветряными мельницами, — качает головой один.
— Щенок, — ухмыляется другой.
— Так и будет вечным рядовым, — провожает взглядом бойца Дмитриев. А тот спешит – пакость не ждёт, крайне воодушевлён.
Об остальных такого не скажешь. После увольнения заново строят карьеру.
— Виталик, вон, уже построил! — кивают куда-то в глубину парка. У детских аттракционов прогуливается мужик в костюме, рядом — личная охрана. Оказывается, мэр города вышел на променад в сопровождении бывшего бойца «Николаева».
— Подожди, а что мэр жуёт — шаурму? — загудел столик.
— Нет, мороженое…
— Хорошо. А то я думал, человек теряет квалификацию — прямая ж угроза безопасности, — ржут мужики. — Может, позвать? Нет? Ну ладно.
Проводили мэра взглядом.
— Слушайте, а у вас мэр «правильный»? Его не стыдно охранять?
— После моста нам уже ничего не стыдно, — неспешно открывает очередную пачку сигарет снайпер.
Универсальные солдаты: Держаться больше нет сил
Возраст: 18-45 лет
Цель прихода в батальон: получить возможность воевать на передовой
Мечта: отмена Минских соглашений, война «до победного конца»
Причина ухода: недовольны тем, что «на фронте без перемен». А в милицейской структуре парни себя не видят
Изначально таковыми можно считать всех добровольцев батальонов МВД. Утром – в боях участвуют, вечером — бабку через дорогу переводят.
— Хотя про бабку я погорячилась, да? — при въезде в Бахмутов (в прошлой жизни Артёмовск) стоят бойцы «Днепра». Не то чтобы поджидали меня — дежурство на блокпостах. Весьма упитаны, камуфляж, борода.
— Вот единственное, ёлки-палки, селфи не взяли. А так мы паиньки, да? — смотрит куда то мимо автобуса один из бойцов. — Сказали всем выйти с передовой — мы вышли. Получается тут нужнее...
— Да перестань. А по какому поводу? — устало интересуется командир роты «Днепр» Руслан Оровецкий, не по годам заматеревший боец. Тихая речь, минимум резких движений, но при этом внимательный взгляд. Как бы сознательно переходит в режим экономии энергии, приглушая яркие тона. Говорит, нелегко им даётся универсальность. Больше копаются в себе, чем в багажниках машин.
— Ну вот, может, я тоже двумя руками за. Военные должны воевать, а мы — следить за порядком. Мы занимаем нишу между миром и войной. Получается всё правильно, — командир, похоже, уже не в первый раз прокручивает в голове лекцию замполита. И в очередной раз складывает пазл. Задумчиво смотрит через лобовое стекло. Его ребята тормознули очередную машину. Мужик везёт патроны. Орет: «Подбросили»! Оровецкий не спешит вмешиваться — наблюдает. Вдруг резко бьёт ладонью по рулю:
— Но психологически тяжело, понимаешь? Мы ж не обычные селфи-мальчики. Реально психика нарушена. Когда меня заставили проходить психологические тесты, с первого раза не сдал. Там такой вопрос: могли бы вы убить человека, который вам угрожает? Наверное, в мирной жизни я бы подумал...
— Вы написали «да»?
— Конечно «да», — Оровецкий снова показательно спокоен. — И понятно, что психологи, которые разрабатывали эти тесты для гражданских, были в ужасе. Но на войне всё-е по-другому. Человек, который не готов убить своего противника, скорее всего, будет убит сам. Но учитывая, что мы как бы не военные. Всё время на этом шпагате: с одной стороны права, граждане. А с другой… Да? — приоткрывает окно командир. В стекло бьётся один из бойцов:
— Так менты с райотдела приедут оформлять «стрелка» или как? — спрашивает боец. Он явно на взводе.
— С трупа едут, – отвечает Оровецкий. — Им на сегодня хватит, да? — выразительно смотрит на бойца.
Тот отмахивается: да нормально всё!
— У нас тут очень много возникает конфликтов, когда ты понимаешь, что останавливаешь человека на блокпосту, а он явно: «Россия, Путин!». Как с ним можно себя вести? — продолжает, не выпуская из поля зрения бойца. — Вот лично ваше мнение?
— Формально, отстранённо… – отвечаю я.
— Все так говорят, — поморщился, прислушиваясь к хрипению в рации. — Хорошо вести себя отстранённо, когда ты можешь себе это позволить. А здесь некоторые ребята повыходили из Иловайска. Их колонны расстреливали, боевых побратимов убивали, брали в плен, пытали… Так, всё! — прерывает сам себя, надолго замолкая.
— И как в результате вы на пророссийских граждан реагируете? — тормошу бойца.
— Ну так вот, стиснув зубы. Кто-то не выдерживает, у кого-то сдают нервы, потом имеем уголовные дела.
Милиция, наконец, приезжает. С мужиком короткий разговор — отпускают. Бойцы сплёвывают. После ротации многие собираются писать рапорты — перейдут в ВСУ. Там всё понятно — нет психологического шпагата. И нет вины бойцов в том, что они срываются. Похоже, при создании батальонов изначально была допущена «программная ошибка». Так советники Арсена Авакова любят повторять, что батальоны приняли удар на себя, когда армия лишь поднималась с колен. Да, приняли, но не потому, что армия была так уж слаба. А потому, что формальности — первичны.
— Первыми на зачистку городов должны были идти подразделения МВД, а не ВСУ. Потому что у нас антитеррористическая операция, а не война, — признаётся начальник департамента полиции особого назначения Анатолий Крайнов.
То есть батальоны изначально создавались как штурмовые бригады. Их учили убивать — бросали в самое пекло. Но как только в этом отпала необходимость, переключили на другие. Дескать, вы на шевроны свои посмотрите: вы, полиция! Проблема в том, что передернули рычаг чисто механически — без учёта человеческого фактора. И вот с тех пор коллективное бессознательное пытается понять: это с нами что-то не так или с Родиной… То ли я сам виноват, что не могу быть «универсальным солдатом», то ли идея изначально была утопией.
— В итоге большинство пребывает в растерянности, — говорят бойцы. – И покидают батальоны.
Куда уходят? Кто в тюрьму — за самосуд, кто в армию. Мало кто способен держать шпагат длительное время. А самых стойких забирают в новую полицию. Как правило, после длительных уговоров.
Так, в конечном итоге, Оровецкий возглавил Левобережное отделение полиции в Мариуполе. И не потому что его там всё устраивает – скорее, всё не устраивает. Но, говорит, наблюдать со стороны тяжелее, уж лучше участвовать в спасительной операции. Другое дело, насколько хватит внутренних ресурсов — доказательная медицина на этот счёт пока молчит.
Националисты: Пересмотрели принципы
Возраст: 15-50 лет
Цель прихода в батальон: уничтожение врага
Мечта: свержение «внутренней оккупации» в виде действующей власти
Причина ухода: раскол движения, отсутствие финансирования, страх оказаться за решёткой
В киевском офисе Правого сектора до сих пор красуется табличка «Приёмная народного депутата Дмитрия Яроша».
— Ностальгия, — делает пометки в журнале дневальный. Затем несколько уточняющих звонков. Всё-таки в движении раскол — надо быть начеку.
— Всякая гнида к нам лезет, — говорит. — Кстати, вас как записать?
Приёмная небольшая, царский дом — высокие потолки.
— Бес задерживается, — пнул груду рюкзаков в углу дневальный, высокий худой парень в глухой чёрной униформе. — Сегодня же фестиваль За семью или как-то так. Надо охранять.
— От кого?
Парень задумался.
— Ну мало ли, — делает неопределённый жест. — Просто Правый сектор тоже за семейные ценности.
Ну раз так… Суббота — в офисе никого. Скучно, плавно разговор перетекает в плоскость войны.
— Побратимы говорят, что на Востоке… — начал было парень, вдруг затих, сканируя взглядом комнату. — Ладно, неважно.
Оказывается, офис напичкан прослушкой жандармерии. Так «правосеки» называют свою внутреннюю службу безопасности. И, похоже, департамент серьёзный. Потому в ближайшие полчаса только о погоде.
Наконец подъехал Бес — крепкий бородатый мужик с встревоженным взглядом. Согласно официальным регалиям: доброволец, киборг, сотник Киевской сотни. Но широкой общественности больше известен как участник драки на Драгобрате. Это было, пожалуй, самое яркое событие января. Пресса писала о том, что Правый сектор ворвался в Хату Магнату в четыре утра. Поел — попил, а вот заплатить забыл. Вмешалась охрана: дальше драка, стрельба.
— Всё провокация, — заявили тогда бойцы Правого сектора.
— Ну разумеется! — моментально отреагировали народные депутаты. — Мы берём их на поруки.
Бес вернулся в Киев. Залечил раны. Говорит, ужас, какие репрессии пошли. Но ничего, очередная «зима близко».
— Мобилизация в нашу сотню идёт полным ходом. Потому что все понимают, что будут пытаться продавить особый статус Донбасса и это ничем хорошим не закончится, — рассуждает, рассматривая кольцо с символикой ПС на вытянутой руке.
Говорит о режиме «внутренней оккупации». Дескать, а можно ли действующую власть считать украинской, или она скорее антиукраинская и лишь маскируется под свою.
— Янукович не кричал «Слава Украине», а Порошенко кричит, но при этом смеётся нам в лицо, — неспешно продолжает Бес, нагнетая обстановку.
Не секрет, что изначально «правосеки» и Ярош разошлись во мнении касательно того, какую оккупацию считать первостепенной. Ярош уверял: важнее внешний враг, «правосеки» твердили: внутренний. И до сих пор так считают. Поэтому делают главный акцент на мобилизацию тыловых частей. Правда, ДУК, который традиционно на передовой, пока не отзывают. Говорят, что из-за этого «сразу упадёт моральный дух ВСУ».
— Почему вас всё-таки не попросили «на выход» вместе с другими добровольческими батальонами? — спрашиваю я.
Оказывается, ещё с 2015 года Правый сектор применяет интересную тактику. Их небольшие штурмовые группы становятся как бы сателлитами регулярных частей. Допустим, разбивает десантура лагерь — рядом пристраивается Правый сектор.
— Если ты стоишь в тени бригады, СБУ не тронет», — так звучит принцип выживания «правосеков» в зоне АТО. А почему не тронет? Считается, что раз приютили, значит, эта группа управляема. Впрочем, Бес видит этому другое объяснение. Во-первых, «правосеки» — отличная разведка. Пожалуй, самая дерзкая.
— Во-вторых, среди командиров тоже есть националисты, — говорит Бес. — Они везде есть, даже в Нацгвардии, после того как туда пошли наши парни.
Впрочем, в последнее время ДУК претерпел серьёзные изменения. На протяжении всей войны власти пытались легализовать «правосеков». Но ПС жёстко держал позицию: мы против системы — и это навсегда. Легализовалась организация неожиданно. За последние несколько месяцев треть движения оказалась в ВСУ и в Нацгвардии.
— Понимаете, добровольческое движение финансируется народом, есть какие-то спонсоры, но этого не хватает, — поглаживает бороду Бес. — У парней есть семьи, они вынуждены идти в ВСУ.
— Проще говоря, вместе с Ярошем ушли все спонсоры?
После недолгих колебаний Бес признает — есть такое дело.
— А это не считается зазорным — идти в Нацгвардию? Это же часть системы…
— Мы так подумали, что чем больше будет ПС в армии и милиции, тем лучше.
То есть принципы пришлось немного «оптимизировать» ввиду сложившейся ситуации. И тут дело не только в деньгах. «Правосекам» важно оставаться рукопожатными. После ухода Яроша они панически боятся клейма маргиналов: они уязвимы, закрывай пачками — народ промолчит. Но ведь движение претендует на нечто большее — на роль тех, кто выступает от имени народа.
— Именно поэтому власть нас боится и всячески пытается дискредитировать, — убеждает меня Бес.
Но я понимаю: часто бойцы сами дают власти повод. Так что правоохранительной системе и напрягаться не надо: Мукачево — Драгобрат — история с Бла-бла-кар. «Правосеки» прекрасно понимают, как всё это выглядят со стороны и стараются исправить ошибки.
«Проштрафившийся» Бес ездит на фестивали семьи. А потом раздаёт интервью, демонстрируя обществу свою приверженность традиционным ценностям. Говорит о негласной поддержке движения «рядовыми винтиками системы».
Впрочем, скрыть нервозность ему не удаётся. Пока он был на фестивале, прилетела новость о том, что под Киевом один из бойцов якобы расстрелял свою семью. Жена получила три пули в голову, её родители по одной. Убийство было совершено хладнокровно, с применением глушителя. Боец задержан, даёт признательные показания. И чем тут будешь крыть? Фронтовыми заслугами? Но боец, считай, их обнулил.
— В ПС сейчас серьёзная проблема с внутренней безопасностью. Жандармерия зациклена на поисках инакомыслящих, «шпионов Яроша». Следят за идеологической чистотой движения, но не за оборотом оружия, — комментирует ситуацию один из членов ПС Александр. — Если у них так всё дальше пойдёт, то «выжидательная тактика власти» окажется выигрышной. Правый сектор сам себя обнулит.
Ответственные люди: Не желают быть пешкой в чужой игре
Возраст: 18-60 лет
Цель прихода в батальон: защита Родины, освобождение территорий
Мечта: создание новой системы государственного устройства
Причина ухода: психологическое выгорание, разочарование, чувство выполненного долга
Первым с Евромайдана весной 2014 года на восток ушёл батальон «Айдар». Личный состав — исключительно майдановцы. Разумеется, с лозунгом До победы!.
— Сейчас там не осталось никого из первого состава — лишь контрактники и мобилизованные, — говорит глава Общества ветеранов АТО, бывший айдаровец Кирилл Сергеев. — Я и сам шёл До победы!. Но, уходя на фронт, мы не совсем понимали, что такое война. Что такое психологический груз и эмоциональный. Когда прошёл год и у тебя все болит…
Мы с моим собеседником пьём кофе в Ветерано – пицце на Бессарабке. Это заведение создали бывшие атошники, они же готовят еду. Интерьер простой, цены — доступные. Бывшие и действующие атошники ходить сюда любят.
— А Каратель почему не раскрутился? – спрашиваю Сергеева.
Говорит, «понты для приезжих». Кто в армии служил — тот в Карателе не смеётся.
— Если вдруг обострение, готовы вернуться на фронт?
Говорит, специально задавал такой вопрос побратимам. И многие не готовы. Тому несколько причин. Во-первых, с чего делать такой подарок киевским мажорам?
— Ну и, во-вторых, мы своё дело сделали: добровольцы нужны, пока не окрепнет армия. По-хорошему уже летом 2014 года государство должно было прекращать это движение. «Айдар» второго состава — это результат нерешительности власти. То, что ещё весной 2014 года было спасением, осенью стало опасным для общества.
Так что ностальгия у майдановцев, похоже, на нуле. Если идут по мобилизации, стараются выбрать военную часть с репутацией получше. Основные критерии: дисциплина, жёсткая вертикаль, кадровые офицеры в составе руководящего состава. Короче, всё то, что так презирали в начале войны. Но когда сравнили потери у себя и в регулярных частях, многое стало понятно.
Да и вообще за последние два года майдановцев ожидало множество сюрпризов. В частности то, что уличные акции – это теперь не для них. На митинги они не спешат: долго выясняют, прикидывают. Например, так было с акцией "Азова".
— Много непонятных моментов: финансирование, участники. Похоже, чужая игра. А нам неинтересно быть пешкой на чужой шахматной доске.
— Ветеранов трудно обмануть?
— А нас обманывали, нами играли - и не раз. Понимаете, в нашем понимании мы независимые, а в понимании наших политиков мы ничейные.
- А они не боятся с вами играть?
— Они вообще с нами давно перестали церемониться. Мы пытаемся от них отличаться - быть цивилизованными. Мы понимаем, что политик может украсть миллионы и ему ничего не будет, а если мы хоть одного ударим по морде, то у нас пересажают полорганизации. Один из политиков мне признался: мы боимся с вами вести переговоры, вы слишком бескомпромиссные. То есть, получается замкнутый круг: они боятся с нами встретиться. В итоге, сами себя накручивают, и чем больше пугаются - тем активнее пытаются нас сажать.
Со времен костров и коктейлей Молотова евромайдановцы серьёзно изменились. Ранее они полагали, что могут создать иную реальность. И действительно, в каком-то смысле, её создали. Но эта реальность оказалась враждебной. В итоге революционеры в Украине теперь словно миссия ОБСЕ на линии разграничения: верны мандату, со всеми холодны и паталогически осторожны.
______________________________
P. S. Евромайдан планировал полную «перезагрузку» страны. Но, как мы видим сегодня, сходу (да ещё и в условиях войны) такую задачу не одолеть. Хотя качественные прорывы всё-таки были.
Большинство украинцев наконец-то осознали себя как нацию. А когда сразу после революции началась война, проявили невиданный патриотизм. Активность добровольческого и волонтёрского движения в нашей стране поразила мир.
Но старое вино не полилось в новые меха. В добробаты пришли не только патриоты. Было много и других: мародёров и искателей удачи, а также карьеристов. В результате все они пошли своей дорогой: мародёры и искатели удачи – грабить жителей Донбасса, карьеристы –под купол Верховной Рады.
В 2015 году задержали торнадовцев, и всем показалось, что процесс очищения добровольческого движения от накипи идёт успешно и батальоны станут отправной точкой новой полиции - её гордостью, элитным звеном. Но на поверку получается, что за минувшие два года из движения вынесло не только «накипь», но и... стоящих людей. Первыми ушли идеалисты - для них система оказалась чужой. Дальше профессиональные военные - они сделали главное, а на блокпостах стоять неинтересно. Затем «универсальные солдаты», которые на самом деле бывают, наверное, только в кино. И кто же остался в сухом остатке?
Сейчас большинство батальонов на 70-80% состоит из «ментов эпохи Ющенко». В принципе, были и в той эпохе достойные люди. Но всегда существует опасность, что система начнёт воссоздавать и клонировать саму себя.
***
Этот материал опубликован в №22 журнала Корреспондент от 10 июня 2016 года. Перепечатка публикаций журнала Корреспондент в полном объеме запрещена. С правилами использования материалов журнала Корреспондент, опубликованных на сайте Корреспондент.net, можно ознакомиться здесь.