Фантаст в своем отечестве. Интервью с Борисом Стругацким
Культовый Борис Стругацкий о готовящейся экранизации своего Обитаемого острова, самого дорогого проекта в российском кино, скверных перспективах украинско-российских отношений и реальности собственной фантастики
В свое время братья-фантасты Аркадий и Борис Стругацкие были самыми популярными авторами СССР. И это несмотря на запреты и беспощадную цензуру, вычеркивающую из их текстов добрую половину сатиры и намеков на советскую действительность. Спустя десятки лет их книги — все так же на лидирующих позициях по количеству переизданий и тиражей.
Произведения талантливого тандема, из которого сегодня остался только Борис Стругацкий (Аркадий умер в 1991 году), вдохновили и многих режиссеров — книги фантастов экранизировали восемь раз. Девятым будет фильм Федора Бондарчука Обитаемый остров, первая часть картины выйдет на экраны в декабре 2008 года. На данный момент это самый дорогой российский кинопроект — его бюджет около $ 40 млн. Авторы сценария — украинские фантасты Марина и Сергей Дяченко, которые, по словам Бориса Стругацкого, "писать плохо не умеют".
Сегодня культового литератора совсем не тешит мысль о популярности его произведений: они особенно актуальны в современной России, где как признается Борис Стругацкий, его с братом не самые радужные предсказания сбылись.
"Оттепель закончилась, не начавшись", — характеризует приход Дмитрия Медведева на пост президента писатель. Впереди, по его словам, "Большое Огосударствление и Решительная Милитаризация" со всеми вытекающими отсюда последствиями касательно прав и свобод.
Возможно, именно это останавливает писателя, все свои 75 лет живущего в Петербурге, от того, чтобы строить творческие планы — он не захотел ответить Корреспонденту, работает ли над новой книгой. В остальном легенда фантастики был откровенен.
— Сейчас, когда все книги братьев Стругацких уже вышли в первозданном, необработанном цензурой виде, могли бы Вы вспомнить самый нелепый запрет времен советских публикаций?
— Когда нам запрещали упоминать планету Уран, потому что все, связанное с ураном, [то есть] с бомбой, находилось под строжайшим запретом. А слово "абракадабра" объявляли "научным термином, непонятным массовому читателю". В период антиалкогольной кампании конца 80-х беспощадно вычеркивали из текста все спиртное, так что несчастные герои наши принимались глотать минеральную воду, соки, а также кофе в неестественных количествах — вместо вина, пива и горячего глинтвейна.
— Из множества произведений братьев Стругацких Федор Бондарчук избрал для экранизации именно Обитаемый остров. Как Вы думаете, почему?
— Представления не имею. Но ведь ОО — классический приключенческий боевик с "обаятельным героем-суперменом". Что еще нужно, если хочешь снять забойный фильм?
— Вы видели трейлер? Какие впечатления?
— Видел кое-какие кадры. Никакого сколько-нибудь законченного впечатления они на меня не произвели.
— А какая экранизация Вам по душе?
— Мне нравится Сталкер [Андрея] Тарковского. [По мотивам повести За миллиард лет до конца света Александр] Сокуров интересно снял свои Дни затмения. Но оба фильма очень далеки от первоисточника. Впрочем, так оно и должно быть. Режиссеру, по-моему, вовсе не нужен готовый материал. Ему нужна только, так сказать, печка, от которой он начинает плясать — свой сложный, замысловатый и очень "личный" танец.
— Почему свои два последних произведения Вы издали под псевдонимом? Ведь Стругацкий — это литературный бренд.
— Много лет назад мы с братом договорились: если придется писать нам порознь что-либо серьезное — интервью, статьи и переводы не в счет, — то публиковаться будем под псевдонимом. Аркадий Натанович так и поступал в свое время. Как же я мог поступить иначе?
— В чем разница между советской интеллигенцией и нынешней российской?
— По-моему, никакой существенной разницы нет. То же расслоение на "западников" и "славянофилов"; на "либералов" и "державников"; на готовых продаться "легко и дорого" и на тех, кому это "западло". Но по крайней мере одно важное отличие очевидно. Раньше мы все были убеждены, что "поэт в России — больше чем поэт". Теперь так не думает уже никто.
— По этой причине Вы не делаете громких публичных заявлений по поводу резонансных событий в России?
— Нет, вы ошибаетесь. Я дал великое множество интервью, в которых высказался по тем "вопросикам", которые мой любимый Юлий Ким [поэт, бард] называл "острые-жгучие". Я подписал много замечательных писем — и "в защиту", и "против". Правда, письма эти писал не я, — я был просто с этими письмами согласен. Я по натуре не трибун. Я по натуре — типичный "подписант".
— Какими Вам видятся дальнейшее развитие России и ее отношения с Украиной?
— <…> Я уверен только в том, что у нас впереди масса неприятных и тревожных событий. Российская властная элита никогда не оставит попыток вернуть Украину в сферу своего влияния, а значит, — не допустить ухода ее в сферу влияния Запада. И это будет длиться, по крайней мере, до очередного экономического кризиса и новой перестройки.
— Связывает ли Вас что-то с Украиной? Возможно, планируете съездить сюда?
— С Украины родом моя мама и множество ее родственников. В Киеве долго жили родители моей жены — оба, кстати, тоже родом с Украины. По Украине мы с друзьями неоднократно путешествовали на машинах — совсем еще недавно, каких-нибудь 45 лет назад, автопробег Ленинград - Одесса и обратно, впятером на "запорожце-мыльнице".
Я с детства співаю украинские песни — чаще, чем какие-либо другие. Там жил мой любимый Боря Штерн, писатель с большой буквы. Там и сейчас, слава богу, полно милых и талантливых людей, <…> многие славные писатели, знатоки литературы, непревзойденные аниматоры… Но съездить мне туда уж более не доведется: я почти не выхожу из дома.
— Очень часто фантасты, описывая альтернативное будущее, через несколько десятков лет наблюдают превращение своих фантазий в реальность. Что-то из Ваших фантазий — со знаком "плюс" или "минус" — воплотилось в жизнь?
— Фантасты — никуда не годные пророки. Но нам, видимо, удалось угадать наиболее вероятный путь мира в будущее. Я имею в виду наш роман Хищные вещи века. Мы думали тогда, что пишем антиутопию, а получилась наша сегодняшняя и, похоже, завтрашняя реальность.
— На Ваш взгляд, каково будущее социально-философской фантастики? Не вытеснит ли ее фэнтези или фантастика научная, или более массовые поджанры?
— Фантастика научная — вряд ли: она как-никак заставляет думать. А что касается фэнтези, вытеснение УЖЕ состоялось. Читатель с наслаждением бежит в яркие, незамысловатые миры, где все понятно и ни о чем не надо думать.
Это интервью было опубликовано в № 35 журнала Корреспондент от 13 сентября 2008 года