Впервые натуралы решили поддержать сексуальные меньшинства во время киевского прайда. Вышли не ради имиджа страны.
Журналист Корреспондента попытался выяснить, что стало переломным моментом в отношении украинцев к ЛГБТ-сообществу, пишет Евгения Супричёва в №23 издания от 17 июня 2016 года.
Разгул демократии
Две недели страна жила в напряжённом ожидании — в столице намечается гей-парад. Снова будет драка?
— Это просто отвлечение внимания от реальных проблем! — заявляли одни.
— Они имеют право! — говорили другие.
— Да неужели? — возражали третьи.
Не остался в стороне и Правый сектор. Дескать, не беспокойтесь, добрые граждане святого Киева, мы сделаем из этих содомитов «кровавую кашу»!
— Не будет этого! – тут же парировала Нацполиция. — У нас тут послы, делегации. Имидж страны. Подумайте в конце концов о грантах!
Украина замерла, косясь одним глазом на содомитов, а другим на Евро-2016. День Ч приближался.
И вот наступил момент истины — воскресенье, 12 июня. Больше чем все послы и содомиты, этого дня ждал Беркут (теперь спецподразделение милиции). Их почти два года не пускали на митинги. Мол, один только вид — уже провокация. Но когда среди добровольческих батальонов пошёл разброд и шатание о том, «защищать или не защищать содомитов», Нацполиция вспомнила о скрытых резервах. И резервы прибыли. Их легко распознать среди прочих. Они единственные, кто догадался обмотать наколенники чёрной изолентой. Потому что липучки – ерунда, легко содрать. Они всё помнят.
— Ух ты ж! — вздрагивают меньшинства при выходе из метро, увидев Беркут. Они тоже его не забыли.
Правоохранители оцепили площадь по периметру. С одной стороны Беркут, чуть дальше бойцы Нацгвардии придерживают овчарок — те рвутся с поводка. Субтильные пареньки спешат мимо собак, вдоль заграждений. Проходят рамку — личный досмотр. И вот добро пожаловать на праздник демократии! Там уже улыбчивые иностранцы, пресса, волонтёры. Флаги всех цветов радуги.
- Права людини понад усе! — организаторы схватили мегафон. Колонна двинулась.
- Права людини понад усе! — вразнобой откликнулся народ.
- Пошли, пошли, пошли! — трещат милицейские рации. Курсантов выстроили цепочкой вдоль колонны. Сотрудники СБУ держатся чуть в стороне. Фиксируют фурнитуру в правом ухе: первый-первый, я второй!».
Шествие колоны продолжалось не более 15 минут. На финише её уже встречает высокое милицейское начальство — потеют в кителях.
— Загоняйте всех в автобусы! — командуют они подчинённым. Марш закончен — теперь главное эвакуация. Иностранцев на маршрутки — и в людные места. Чтобы радикалы не отследили и не настучали по голове. Но члены иностранной делегации, похоже, потеряли чувство реальности: раздают интервью, знакомятся.
- Загоняйте их к чёртовой матери! — всё больше нервничают «кителя».
Полицейские, натужно улыбаясь, в темпе вальса подхватывают иностранцев. Наших подгонять не надо — они уже почти в метро.
- Как вам? — на бегу интересуюсь у одной из девушек из уже порядком растрёпанной колонны.
- Страшно. Свобода собраний в клетке, — девушка бросает быстрый взгляд на оцепление. — Но, наверное, лучше так, чем никак.
Вышли «за того парня»
Через пару минут площадь пустеет. Спецподразделениям дали отбой — грузятся в автобус. Нацгвардии — тоже отбой. На площади остались лишь полицейские. В солнцезащитных очках, у каждого второго в руках стаканчик кофе (благо Макдональдс рядом). Некоторые листают айфоны — депутаты ещё в процессе марша успели настрочить хвалебные посты в Фейсбуке. Дескать, полиция — огонь! Бурные аплодисменты!
- Ты понял! — протягивает айфон один полицейский другому.
И вдруг нарастающий крик — из подворотни вылетают радикалы. Это не Правый сектор, скорее, малолетние фанаты — гопота с Троещины. Пацаны 13-15 лет. Все в балаклавах: зигуют и беснуются.
— Отакої! — стаканчики выскальзывают из рук полицейских.
- Куда побежали? За ними, давай за ними!
И снова надрываются рации:
- Перекрыть улицу Пушкинскую, перекрыть Владимирскую… А где подмога? Так уехали…
Десять минут хаотической беготни по закоулкам. Наконец, фанатов зажали у театра Русской драмы. Радикалы явно не ожидали такого аншлага полицейских — их набежало больше сотни. Хулиганов берут в кольцо.
- Выходит, что неожиданно они выскочили? — интересуюсь у главы столичной полиции Юрия Зозули. Он только что прибыл на место и теперь пытается отдышаться.
- Да.
- А разве у вас не должно быть своих людей в той среде. Мол, собрались — идут…
- Мы реагируем на явный факт.
Действительно, информаторы всегда были на совести оперов. А поскольку аттестационная комиссия решила, что совести у этих оперов нет, получается и «доносчики» самоликвидировались. Впрочем, новая полиция не виновата — берёт удар на себя. Отреагировала оперативно – претензий нет. Да и гопота попалась не обстрелянная. Стушевались, топчутся возле афиш, стыдливо прячут ножи.
- Давай, вынимай! — подбадривает очередного малолетнего фаната девушка из-за спины полицейского. Знакомое лицо: огромные серые глаза, стрижка под машинку.
- Это ведь вы были среди тех участников АТО, которые выступили в поддержку марша, правильно? — обращаюсь к девушке.
- Да, но я опоздала, видите. Так обидно, специально же платье купила, — девушка явно на взводе, нервно проводит ладонью по лбу. Зовут Анастасия Шевченко — парамедик ВСУ.
- Думала, вы по форме придёте…
Анастасия вспыхивает. Нет, надевать форму она и не собиралась. И короткая стрижка – это, конечно, не специально. Была коса. Но потом контузия — пришлось подстричь.
- Меня могли перепутать с этими выродками! — девушка сознательно повышает голос и с вызовом смотрит на одного из фанатов.
Да, он её слышал и он готов ответить, подходя вплотную. И вот они уже на расстоянии ногтя — и не отводят глаза. Во взгляде здоровенного фаната явная угроза: у него голый торс, наколки, сбиты костяшки пальцев. А у Насти красивое новое платье. Раньше она танцевала. Но в результате ранения хромает и больше никогда не выйдет на сцену. Так уж получилось: война — она должна была пойти. И она пошла.
- Я могу выцарапать тебе сердце! — кричат её глаза и медленно, будто бы по капле, наполняются слезами.
- Она меня провоцирует! — фанат неожиданно в сторону полиции. — Вы видите? Она меня провоцирует.
Полицейские всё это время напряжённо следили за ситуацией, готовые в любую минуту разнять эту странную парочку. К такому повороту событий они явно не готовы. Молча переглядываются. Решили задержать фаната «до выяснения личности». А Настя, не разжимая кулаков, обводит глазами его приятелей: претензии — пожелания? Нет?!
- Послушайте, не надо, — подхожу к девушке.
- Не надо? Да ты посмотри на них! — схватив за плечи, резко разворачивает в сторону наиболее колоритных фанатов. — Они не пошли в армию либо потому, что слишком маленькие, либо потому, что страшно. Но их старшие братья пошли в Азов и Правый сектор. И на войне им плевать, кто вытащит: лесбиянка или гей. Они просто хотят жить. И они живут, потому что там была я! Настя больше не шепчет, она кричит в толпу. — И потому что у меня была аптечка, которую привёз Коля. Он гей, да!
Неожиданно её голос заглушает мужской бас. У дальних афиш какой-то лидер очередного Фронта противодействия нашёл мегафон — и пошёл вразнос. Настя минуту слушает, как бы возвращаясь в реальность. Говорит, зря она это всё наговорила. А камеры снимали? Да, от ротного влетит… Чуть прихрамывая, протискивается сквозь толпу на выход.
- А тот Коля-гей, он пришёл на марш? — кричу вдогонку.
- Нет. Я вместо него, — обернувшись, беспомощно разводит руками Настя.
Примерно десятая часть из тех 2 тыс., что пришли на марш, пришли «за того парня»
На самом деле примерно десятая часть из тех 2 тыс., что пришли на марш, пришли «за того парня». И были среди таких посредников казалось бы грозные «правосеки». Ещё до начала шествия столкнулась с бывшей коллегой Екатериной Михайленко. В начале войны она ушла на фронт в рядах Правого сектора, воевала в Песках. В последнее время волонтёр.
- У меня есть друзья – геи, — говорит. — И каждый месяц они жертвуют десятину из своей зарплаты для атошников. Они сделали в миллион раз больше для нашей армии и победы, чем некоторые облачённые в вышиванку и с почётным шевроном на рукаве.
- А если во время марша ты столкнёшься со своими побратимами из Правого сектора? — интересуюсь у Кати.
- Исключено! Реальные побратимы — это те, что на фронте. А они в такие игры не играют. У них другая задача — выжить, победить.
Штабная политика
Странно, ранее о подобной толерантности на передовой не приходилось слышать.
- Могу рассказать, как там с этим обстоят дела, — волонтёр Николай Будеранский зовёт на кофе. Он уже при въезде в город — возвращается из зоны АТО. На марш не ходил. Хотя и не скрывает своей нетрадиционной ориентации.
- И на фронте не скрываю. У меня в шеврон вставлена радужная ленточка — без проблем. Хотя мне кажется, там просто никто не знает, что она означает, — говорит при встрече. Видно, устал до предела: стеклянный взгляд, неспешные движения. Просит официанта повторить двойной эспрессо.
- Но ты вроде как решил заморозить волонтёрские проекты после заявления Кохановского (комбат ОУН) о «кровавой каше». Читала на Фейсбуке…
Если дословно в посте сказано: «Я был демотивирован заявлением комбата …. И сейчас меня не покидает ощущение того, что я натачиваю топор, жертвой которого являюсь сам»
- Самое интересно, что этот пост я написал, сидя в этом батальоне ОУН. Мы приехали, сломалась машина — и мы у них застряли. И как раз в этот день в интернете появилось заявление Кохановского, — Николай провожает взглядом маршрутку.
- И как ты выжил в окопах ОУН? Бойцы не знали о твоей ориентации?
- Большая часть знала — достаточно зайти на мою страницу в Фейсбуке, — листает айфон Николай. — Я просто попросил их собраться — показал заявление. Говорю: что делать будем? Они отвечают: да нам, в принципе, всё равно. Ну а Кохановский…такая у него позиция. Мы у них ещё несколько дней промариновались из-за поломки и уехали. А волонтёрскую помощь я для них пока решил приостановить.
Странно, что Будерацкий вообще решил помогать ОУН. Ведь свою позицию националисты никогда и не скрывали: они за традиционную семью, православие и тому подобные скрепы.
- Ты их подкупить хотел, что ли? — дело к ночи, все устали и не до сложных маневров.
Николай не спешит с ответом, закуривает.
- Не подкупить, скорее, показать, что мы нормальные. Ну, в смысле, — делает предупредительный жест рукой, — не в перьях. Наладить взаимодействие. В принципе, я давно понял, что Правый сектор на фронте и в — это не одно и то же. Как, впрочем, и ОУН: на фронте — они воюют, а в штабах делают политику. Просто обидно, что они решили использовать нас в своей игре.
Громкие крики о решении проблем, с которыми на самом деле никому не под силу справиться, пользователи соцсетей уже окрестили «радикальным популизмом». Например, Правый сектор неделю сотрясал воздух угрозами, накаляя страсти. Мол, отмените марш по-хорошему — не доводите до греха. Но когда «правосеков» поставили перед фактом, что они сделали? Ни-че-го. Даже не попытались. Согласно официальной версии, на то была уважительная причина.
- Дело в том, что накануне вечером мы узнали про гибель наших ребят, и нам стало не до содомитов. Да и не хотелось подвергать бойцов риску. Полиции нагнали немерено, — прокомментировал ситуацию пресс-секретарь ПС Артём Скоропадский.
Но, согласно неофициально версии, всё намного проще:
— «Правосеки» давно находятся под колпаком у СБУ. Часть из них выпущена под залог, другая — в розыске, — уверяет наш источник в киевском СБУ. — И «не находят» их лишь до тех пор, пока либо не мешают, либо оказывают содействие. В качестве бонуса им позволяют иногда распустить хвост в интернете.
Обратный эффект
Но вот что интересно — заявления радикалов возымели обратный эффект. Обещают «кровавую кашу» — значит, пойдём, решила активная часть общества. И десятки натуралов отправились на марш. Условно поделились на три категории. Первые — участники АТО, воины. Они вышли за «тех парней», благодаря которым выжили сами либо их побратимы. Они знают, что такое реальная угроза. Вторая категория — тоже воины, но мотивация иная.
Лично меня беспокоит вражда и агрессия внутри страны, которая при этом подвергается внешней агрессии
— Лично меня беспокоит вражда и агрессия внутри страны, которая при этом подвергается внешней агрессии, — говорит Юрий Сердюк, который служил в 79-й аэромобильной бригаде ВСУ. — Я не принадлежу к меньшинствам, но я пришёл. Больше скажу — друзей позвал. Написал что-то вроде: те, кто боится геев, — не бойтесь, те, кто боится радикалов, — тоже не бойтесь. Выйдем сейчас — не придётся бояться в будущем. Это как Майдан. Ну, вы согласны? — поворачивается к приятелям.
Те кивают. Говорят, не стоит монополизировать понятие патриот. Национализм — это не равно патриотизм. Эти люди не против самого Правого сектора, но против диктата со стороны радикалов.
Наконец, третья категория — несистемный народ, гражданские. Таких видно издалека, ближе всё равно не подходят. Крутятся «на обочинах» колонны. С любопытством пожирают глазами ЛГБТ-сообщество — видимо, им такие «побратимы» в диковинку. Но они вот «за права человека».
- Почему вам это стало важно сейчас?
- Сейчас? Трудно сказать... — пожимают плечами.
- Раньше у нас был ограничен доступ на марш — жёсткая регистрация. В этом году мы её отменили, но то, что люди действительно придут, — это для нас сенсация. Так же, как и то, что они записывали ролики с передовой в нашу поддержу и публиковали посты. Ещё вчера это казалось просто невозможным, — говорит директор Департамента безопасности КиевПрайда 2016 Руслана Панухник.
Под защитой либералов
Впрочем, психологи сомневаются, что в этом есть заслуга самого ЛГБТ-сообщества.
— Марш — это скорее повод найти общий знаменатель хотя бы по одному спорному вопросу. Ведь общество не расколото. Это феномен расщеплённого сознания — бесконечного внутреннего спора. И это не одна трещина — из множества и по разным вопросам, — считает кандидат психологических наук, преподаватель Киевского института современной психологии и психотерапии Виктория Понамарёва. — Находиться в таком состоянии мучительно, и каждая группа чувствует себя потенциально уязвленной.
Более того, потенциальным меньшинством. Русскоязычные, украиноязычные, атошники, переселенцы. Те, кто за Горишни Плавни, и те, кто против. Те, кто готов бороться с «бытовым сепаратизмом», и те, кто видит в этом сталинские отголоски? Это не просто дежурные вопросы — текущий момент. Это вопросы на стыке мировоззрения — и велик риск угодить в ряды непопулярного меньшинства. Стать «иным» в глазах большинства.
В данной ситуации люди испытывают подсознательное желание заручиться общественной поддержкой и гарантиями на случай, если перейдут в разряд меньшинства
— В психологии существует такое понятие, как перенос. То есть когда ты делаешь с другим то, что сам бы хотел от него получить, — поясняет Понамарёва. — В данной ситуации люди испытывают подсознательное желание заручиться общественной поддержкой и гарантиями на случай, если перейдут в разряд меньшинства.
Но гарантий, по сути, нет, разве что закон. Хотя закон работает лишь в цивилизованном обществе. Получается, выходим на новый виток эволюции: закон — безопасность.
***
Этот материал опубликован в №23 журнала Корреспондент от 17 июня 2016 года. Перепечатка публикаций журнала Корреспондент в полном объеме запрещена. С правилами использования материалов журнала Корреспондент, опубликованных на сайте Корреспондент.net, можно ознакомиться здесь.