Авторская песня, возникшая на волне политической оттепели в СССР в интеллигентской среде, стала не просто альтернативой эстраде, но и мощным социальным движением, - пишет Дмитрий Громов в рубрике Архив в № 11 журнала Корреспондент от 23 марта 2012 года.
Человек с гитарой - бард, поющий об интеллигентных вещах на интеллигентном языке, - стал символом советской неформальной культуры 1960-1980-х годов. “Основным толчком к такому творчеству был позыв “не могу молчать”, желание поделиться с друзьями о наболевшем - о жизни, о любви, об обществе. И не за деньги, а просто так”, - говорит Игорь Каримов, один из основателей возникшего в 1967 году московского клуба самодеятельной песни (КСП).
Желание “взяться за руки, чтобы не пропасть поодиночке” создало многотысячную армию любителей и профессионалов, сочинявших и исполнявших песни в студотрядах, геологических экспедициях и у туристских костров. Ее “генералами” стали известные поэты, композиторы, литераторы и актеры - Булат Окуджава, Михаил Анчаров, Юрий Визбор, Александр Галич и Юлий Ким.
Основным толчком к такому творчеству был позыв “не могу молчать”, желание поделиться с друзьями о наболевшем - о жизни, о любви, об обществе. И не за деньги, а просто так
КСП к середине 1970-х превратились в мощное культурное, а точнее, контркультурное явление. Подмосковные фестивали-слеты бардов - одни из самых массовых в СССР - собирали по несколько тысяч участников. А знаменитый Грушинский фестиваль, который с 1968 года регулярно проходит под Самарой, - до 100 тыс. Свои клубы и слеты были и в Украине.
Песни, звучавшие с импровизированных сцен с использованием самодельной аппаратуры, чаще всего на больших загородных лесных полянах, сильно отличались от того, что называлось советской эстрадой. Тексты самодеятельных авторов отражали реальные настроения жителей Союза, в основном интеллигенции, и были свободны от цензуры.
КСП просуществовали с начала 1960-х и до распада СССР в 1991 году. “Народ никогда не жил без песен, но в среде городской интеллигенции так массово они звучали только в эти 30 лет”, - говорит Каримов.
Гитарно-палаточный протест
Песней, предвосхитившей появление жанра, эксперты считают Бригантину, написанную в 1937 году. Ее авторами были москвичи - десятиклассник Георгий Лепский, будущий художник и бард, и первокурсник литинститута, начинающий поэт Павел Коган.
В Бригантине романтичные юноши отразили стремление “яростных и непокорных, презревших грошевой уют” людей вырваться за рамки обыденности - сесть на пиратскую бригантину и уйти в свободное плавание.
После того как в конце 1950-х эту песню перепел Визбор, она стала гимном КСП, а ее исполнитель, получивший всесоюзную известность как актер, сыгравший Мартина Бормана в сериале Семнадцать мгновений весны, оказался еще и негласным лидером движения.
Самодеятельная песня отличалась от профессиональной тем, что она, по словам Визбора, была песней “в свитере или в ковбойке”, то есть сугубо неофициальной.
Для творческих личностей и романтических натур увлечение авторской песней было внутренней эмиграцией от советской действительности
Для творческих личностей и романтических натур увлечение авторской песней было внутренней эмиграцией от советской действительности, отмечает Петр Картавый, один из организаторов бардовских фестивалей в Украине и летописец местных КСП.
Чтобы понять мотивы этой “эмиграции”, нужно представить тогдашнюю конъюнктуру: на радио и ТВ господствовали либо помпезные гимны строителей коммунизма, либо, как альтернатива, - советская любовная лирика.
Кроме того, доступ на большую сцену имели только те, кто состоял в Союзе композиторов или Союзе писателей, то есть сверял все свои произведения со строгой цензурой. На этом фоне и появился вид творчества, в котором мог принять участие любой человек - учитель, инженер, ученый или артист.
“Мы, как все молодые люди, работали, учились, увлекались туризмом, ходили в походы и очень любили петь, - рассказывал Визбор, который сам не был профессиональным автором - он окончил пединститут и одно время работал учителем. - А вот таких песен, которые можно было бы петь в общежитиях, у костра, не было”.
Этот вакуум, по его мнению, и заполнили самодеятельные барды, певшие о том, что окружает их в жизни, - путешествиях, друзьях, мечтах. А появление бытовых магнитофонов помогло новому жанру распространиться по стране.
Тихая угроза
Самодеятельной песне помогли, конечно, не магнитофоны, а то, что ее авторы писали на близкие для советской интеллигенции темы. “Авторская песня очень чутка к бытовой интонации наших современников, - говорил Галич. - Мелодия извлекается из хождения по улицам, из поездок в метро и автобусе. Это почти разговорная интонация, и она у всех на слуху”.
С именем этого барда, родившегося в Днепропетровске, связан важный этап авторской песни - ее политизация.
Бытовая интонация, улавливаемая Галичем, с конца 1960-х все чаще стала выливаться не в интеллигентскую лирику, а в острые тексты, критикующие режим в СССР. Его песни Промолчи - попадешь в палачи, Памяти Пастернака и Петербургский романс, в которых автор призывал выступить против тиранов во власти, стали роковыми. Галича исключили из Союза писателей, запретили выступать на публике. А в 1974 году еще и лишили советского гражданства, после чего бард эмигрировал на Запад.
Барды не давали поводов уличить себя в антисоветчине. На исполнение песен Галича или стихов запрещенных поэтов со сцены у них было наложено табу
На волне борьбы с поэтом-диссидентом КСП и фестивали стали запрещать. “В 1969 году меня вызывали в Партгосконтроль [Комитет партийного контроля ЦК КПСС, возглавляемый Арвидом Пельше]. Это страшное место было, хуже КГБ, - рассказывает Каримов. - Была долгая беседа, цель которой - заставить меня прекратить организовывать слеты”.
Но энтузиасты продолжали свое дело, правда, в начале 1970-х фестивали проходили в условиях суровой конспирации. “Проводили их в основном в лесу. Места секретили. Число участников ограничивали до 200-300 человек, - рассказывает Каримов. - На слетах мы делали все не так, как происходило в социалистическом обществе, - пели вместо гимна СССР Гаудеамус [международный студенческий устраивали факельные шествия, чем их [власть] очень раздражали”.
Стукачи на слеты все равно проникали. “Их можно было легко отличить: они приходили в новеньких телогрейках [эта одежда была визитной карточкой КСП], выданных, видимо, где-то на складе”, - вспоминает Каримов.
Но барды не давали поводов уличить себя в антисоветчине. На исполнение песен Галича или стихов запрещенных поэтов со сцены у них было наложено табу.
Зато на слетах звучали произведения актера-барда Владимира Высоцкого и Окуджавы, поэта, композитора и сценариста, сына репрессированных в 1937 году коммунистов.
“Окуджава имел статус контролируемого полудиссидента, о чем мне было сказано человеком, который следил [был приставлен КГБ] за моей деятельностью в те годы - рассказывает Картавый, занимавшийся организацией концертов этого знаменитого барда в Украине.
Самодеятельная армия
Из-за своей критичной направленности и внутренней свободы движение КСП было для советской власти неприятной занозой. Не сумев запретить бардовскую песню, партийные боссы начиная с середины 1970-х годов стали делать попытки подчинить себе музыкальных “лесных братьев”.
“В 1974-м, перед XV слетом, к нам обратились из ВЛКСМ [главный комсомольский орган] и предложили делать слеты вместе, - вспоминает Каримов. - Видимо, им дали по шапке: мол, у вас проходят такие массовые молодежные мероприятия под носом, а вы не в курсе”.
Комсомол предложил каэспэшникам то, о чем они долго мечтали, - концертную аппаратуру, из-за отсутствия которой слеты бардов страдали от плохого звука, особенно когда речь шла о выступлениях перед большими группами слушателей.
Комсомол предложил каэспэшникам то, о чем они долго мечтали,- концертную аппаратуру, из-за отсутствия которой слеты бардов страдали от плохого звука
“Петь без микрофона на такую аудиторию, тем более в лесу, очень тяжело, самодельная техника не выдерживала мороза - это был сплошной хрип. А комсомол нам дал лихтваген [передвижная электростанция для киносъемки и концертов], мощные усилители, - рассказывает глава московского КСП. - Мы согласились, но с условием, чтобы не лезли в наши творческие программы”.
Другой проблемой, которую легко решили комсомольские вожди, стал транспорт. Если раньше на слеты барды и слушатели добирались самостоятельно, то теперь власти помогли московскому КСП зафрахтовать для одного из фестивалей целую электричку, чтобы доставить 2,5 тыс. его участников к месту действия. Правда, железная дорога потребовала оплатить билеты наличными, и, так как сделать это комсомол не сумел, необходимую сумму собрали сами каэспэшники.
“С помощью нашей обзвонки [по телефону] мы собрали стоимость целой электрички за один день, - вспоминает Каримов. - В ВЛКСМ были в шоке. Возникали даже такие предположения, что нас финансирует Запад”.
Украина с гитарой
В Украине движение бардов было не таким мощным и организованным, как в России. Но все же КСП существовали во многих городах - в Киеве, Харькове, Одессе, Севастополе, Запорожье, Львове и Сумах. А первый украинский фестиваль бардовской песни состоялся в столице УССР в 1970 году, лишь двумя годами позже первого Грушинского слета.
К слову, в Киеве действовало сразу несколько клубов - Гитара, Арсенал и Костер. Последний был еще и неофициальным, им руководили известные в СССР барды Дмитрий Кимельфельд и Леонид Духовный. Оба по совместительству организовывали в Киеве и нелегальные концерты бардов со всего Союза. Например, в 1978 году они впервые привезли в Киев Александра Розенбаума.
Авторская песня в Украинской ССР была преимущественно русскоязычной вплоть до середины 1980-х, ограничиваясь лишь шуточными адаптациями на украинский известных бардовских хитов. Например, песня Визбора Милая моя, солнышко лесное звучала как Чiчечко моя, сонечко соснове.
Позже, на волне перестройки, появились и авторы-исполнители аутентичной украинской песни - Игорь Жук, Эдуард Драч и Мария Бурмака, а КСП стали расшифровывать как Клуб співаної поезії.
Тяжелое время
Самый конец 1970-х, когда каэспэшникам позволили проводить концерты, стал для них золотым временем - залы ломились от слушателей. Однако у такой легализации была обратная сторона: бардов обязали литовать тексты - то есть проходить цензуру в Главном управлении по делам литературы и издательств, как это делали все деятели искусства.
Кроме того, власти начиная с 1980 года вновь стали преследовать самодеятельных исполнителей, запрещая их клубы и слеты. В олимпийский год, к примеру, закрыли московский КСП и Грушинский фестиваль.
Особенно досталось бардам во времена правления “наследников” умершего советского вождя Леонида Брежнева - генсеков Юрия Андропова и Константина Черненко
Особенно досталось бардам во времена правления “наследников” умершего советского вождя Леонида Брежнева - генсеков Юрия Андропова и Константина Черненко. В стране сильно ограничили гражданские свободы, что сказалось и на КСП. “С 1981-го по 1986-й нам дышать не давали”, - вспоминает Каримов.
Аналогичные процессы шли и в Украине. С 1981 года местное партруководство взяло песенные мероприятия под контроль, говорит Картавый, и пять лет в республике не проводили никаких самодеятельных фестивалей.
Лишь с приходом к власти в Кремле Михаила Горбачева ситуация либерализовалась. Но авторскую песню уже ждал новый тяжелый удар - развал Союза, катастрофическое падение уровня жизни и, как следствие, упадок фестивального движения - краеугольного камня в системе КСП.
Последний всесоюзный фестиваль авторской песни прошел в мае 1990 года в Киеве. “Это была, по сути, последняя точка в советском движении КСП, - заключает Каримов. - Потом оно стало сходить на нет: жизнь вокруг была тяжелой, все стали жить сами по себе”.
***
Этот материал опубликован в №11 журнала Корреспондент от 23 марта 2012 года. Перепечатка публикаций журнала Корреспондент в полном объеме запрещена. С правилами использования материалов журнала Корреспондент, опубликованных на сайте Корреспондент.net, можно ознакомиться здесь.