"Падет ли престижнейшая премия в области журналистики и литературы жертвой сталинских репрессий?", этот вопрос анализирует в своем материале журналист российских «Итогов» Николай Зимин. Напомним, что Комитет украинского конгресса Америки проводит кампанию с требованием лишить Пулитцеровской премии журналиста "Нью-Йорк Таймс" Уолтера Дюранти, который, по мнению украинской диаспоры, сознательно замалчивал в своих материалах из СССР преступления сталинского режима.
Американское журналистское и писательское сообщество на пороге большого скандала: под угрозой оказался престиж самой почетной в этой области премии - Пулитцеровской. Общественные организации, объединяющие выходцев из бывшего СССР, требуют от комитета по премиям посмертно лишить награды лауреата Пулитцера-1932 Уолтера Дюранти (тогдашнего корреспондента "Нью-Йорк таймс" в СССР) "за приукрашивание советской действительности". По мнению истцов, Дюранти намеренно игнорировал в своих репортажах такие события, как массовые репрессии в СССР, голод начала 30-х годов на Украине и прочие темные стороны культа личности.
Как стало известно "Итогам", спецкомиссия Пулитцеровского комитета уже несколько недель без излишней огласки изучает обстоятельства дела. Деликатность вопроса очевидна: если у Дюранти отберут награду, это станет беспрецедентным событием - за все 86 лет существования премии ничего подобного не случалось.
Кто боится Уолтера Дюранти?
В принципе споры и недоразумения по поводу того, кому незаслуженно присудили или, наоборот, чей труд не получил должной оценки, не стихают на протяжении всей истории премии. В 1941 году страсти кипели из-за того, что один из лучших романов Эрнеста Хемингуэя "По ком звонит колокол" оказался вне внимания пулитцеровского жюри. В 1953-м, вероятно, пытаясь исправить ошибку, жюри наградило другое хемингуэевское произведение - "Старик и море", что многие поклонники писателя расценили чуть ли не как издевательство, поскольку, по их мнению, этот рассказ явно уступает по качеству другим творениям автора. В 1963 году читающая публика недоуменно разводила руками, не найдя в числе лауреатов Эдуарда Олби, автора бестселлера "Кто боится Вирджинии Вулф?". Много лет всякие странности сопутствовали распределению музыкальных призов. Такие звезды первой величины, как Джордж Гершвин и Дюк Эллингтон, были удостоены Пулитцеров только к 100-летним юбилеям, соответственно в 1998 и 1999 годах. А в 1981-м газета "Вашингтон пост" вернула одну из премий, когда выяснилось, что ее репортер Джанет Кук от начала до конца выдумала "пулитцероносную" историю о 8-летнем мальчике, якобы успевшем пристраститься к героину.
Но все это меркнет на фоне нынешней перспективы отзыва премии "под давлением общественности". Кампанию против Уолтера Дюранти, получившего мировую известность в 1929 году за в полном смысле этого слова эксклюзивное интервью со Сталиным ("отец народов" в любви к прессе замечен не был - с американцем же говорил дважды!), возглавил Комитет украинского конгресса Америки, приурочив акцию к 70-летней годовщине страшного голода на Украине. По словам президента комитета Майкла Савкива, к настоящему времени более 150 тысяч писем, открыток и электронных посланий отправлено Пулитцеровскому комитету. "Мы рассматриваем эти послания серьезно, - говорит Зиг Гисслер, ответсек Пулитцеровского комитета. - Все аспекты этого дела и его возможные последствия тщательно изучаются".
...Уолтер Дюранти (1884-1957) в американской журналистике фигура противоречивая. Для одних он "самый великий иностранный журналист, когда-либо аккредитованный в Москве" (чикагская "Трибюн"). Для других - "самый большой лжец, встречавшийся когда-либо в журналистике" ("Манчестер Гардиан"). Но и те, и другие сходятся в одном: в Америке, да и на Западе в целом, не сыскать другого такого горячего поклонника советского диктатора. Полная и подробная биография Дюранти, написанная английской писательницей Салли Тэйлор, так и называется - "Апологет Сталина". Искренний или нет - это уже другой вопрос, ответ на который знал только сам Дюранти.
Он из поколения, которое его давний знакомый Эрнест Хемингуэй назовет "потерянным": виски, наркотики, любовные похождения. Собственно, жажда острых ощущений и занесла Дюранти из декадентствующего Парижа в закрытую и таинственную большевистскую Москву. Голод, поразивший СССР в 20-е годы, не мог быть преодолен без западной помощи, и Кремль, приподняв железный занавес, впустил в страну группу иностранных корреспондентов. Среди них оказался и Дюранти, рекомендованный "Нью-Йорк таймс" парижским корреспондентом этой газеты, собутыльником новоиспеченного журналиста.
Смена места жительства не повлекла смену привычек. По нескольку раз в году Дюранти выезжал в Париж, на европейские курорты. Жену оставлял во Франции, а в Москве скоренько обзавелся молоденькой любовницей. Словом, жизнь удалась, подрывать ее основы было ни к чему, и выбор был сделан: свои литературные способности Дюранти обратил не к вскрытию язв большевизма, а к обоснованию того, что режим выживет. Это было попадание в десятку - такой подход пришелся по душе и редакторам в Нью-Йорке, и советским лидерам в Кремле.
В 1929 году Сталин дал эксклюзивное интервью Дюранти, которое в один миг превратило его в звезду мировой величины. Примерно тогда же он сдружился с сыном Джозефа Пулитцера Гербертом. Влияние Дюранти на вашингтонский истеблишмент росло в геометрической прогрессии. Говорят, что именно его слово оказалось решающим в том, что президент Франклин Рузвельт в 1933 году признал СССР. Сталин также выразил свою благодарность журналисту, дав ему второе эксклюзивное интервью в рождественский вечер 1933 года.
Но постепенно звезда журналиста стала закатываться. Его расходы росли в той же пропорции, насколько падала ценность корреспонденций. Дело кончилось тем, что в 1941 году "Нью-Йорк таймс" известила Дюранти о закрытии московского корпункта. Он переехал в США, издал пару книг, попробовал себя в Голливуде, но все без успеха. Дюранти умер во Флориде в возрасте 73 лет в бедности и забвении.
Знал ли он о сталинских жестокостях? Безусловно. Документально зафиксирована его беседа с одним из аккредитованных в Москве британских дипломатов, в которой он упоминал "примерно о 10 миллионах жертв голода на Украине - по самым консервативным оценкам"...
Статуя Свободы Джозефа Пулитцера
Для экспертов в области СМИ нет сомнений, чем может обернуться победа группы общественников-лоббистов для всего института Пулитцеровской премии. Вскроется ящик Пандоры, и вывалившиеся из него химеры расовых, социальных и творческих обид могут просто сожрать авторитет великого института. Великого - учитывая хотя бы масштаб личности его основателя. Джозеф Пулитцер (1847-1911), эмигрант из Венгрии, по полному праву считается отцом-основателем качественной американской журналистики.
Уже само появление в США в 1865 году 18-летнего юноши из мадьярско-еврейской семьи, высоченного, под метр девяносто, заслуживает отдельной истории. Он продал себя в рекруты в армию Севера одному из вербовщиков, рыскавших по Европе во времена Гражданской войны и помогавших состоятельным северянам и южанам откупиться от военного призыва. Когда корабль с "пушечным мясом" из Гамбурга входил в бухту Бостона, Джо Пулитцер бросился за борт и поплыл к берегу. Он хотел сам получить положенные за рекрутство деньги, а не отдавать их выжиге-агенту. Как показала вся последующая жизнь Пулитцера, им двигала не жадность, а обостренное чувство справедливости.
Перепробовав множество непрестижных и мало оплачиваемых работ, Пулитцер выучил английский, стал юристом, конгрессменом, мультимиллионером, персоной столь влиятельной, что мог провести в Белый дом своего президента (Гровера Кливленда) и предотвратить войну США с Британией из-за разногласий по венесуэльским делам. Как ни странно, но именно ему США обязаны тем, что подарок французского народа - статуя Свободы - встала наконец там, где все привыкли ее видеть, - у входа в Нью-Йоркскую гавань. Пулитцер возглавил кампанию по сбору денег на строительство дорогущего пьедестала под 225-тонный памятник.
И все же главное наследие рыжебородого гиганта - это его личная статуя Свободы: американская журналистика. Его газеты "Сент-Луис пост диспэч" (кстати, выходящая до сих пор) и "Нью-Йорк уорлд" в конце XIX века провели разделительную черту между тем, что привычно именовалось "второй древнейшей", и тем, что поныне считается серьезной, качественной журналистикой. Восторженные современники именовали Пулитцера самым интересным человеком нации, а газета "Техас ньюспейнер юнион" - "самым великим журналистом на Земле". Даже его соперник и антипод Рэндолф Херст признавал, что "фигуре Пулитцера нет равных ни в национальном, ни в международном журнализме".
Предельно краткое определение сути революции Пулитцера в газетном деле заключается в том, что он увидел назначение прессы в службе общественным интересам, а не эгоистичным потребностям правительств, партий или кучке магнатов. Его определения задач СМИ до сих пор звучат свежо: "Каждый номер газеты - это одновременно и возможность, и долг сказать что-то смелое и правдивое, подняться выше расхожих банальностей и заслужить уважение наиболее интеллигентной, образованной и независимой части общества..." Он не испугался выступить с разоблачением махинаций президента Теодора Рузвельта вокруг Панамского канала и банковских афер всесильного в то время Дж. П. Моргана. При этом тиражи изданий Пулитцера поднимались до головокружительных высот, в 1890-х годах читательская аудитория "Нью-Йорк уорлд" превышала миллион человек. И, наконец, Джозеф Пулитцер впервые в США, а может, и в мире, поставил вопрос о необходимости профессиональной подготовки журналистов в вузах. В своем завещании он оставил 2 миллиона долларов на создание Школы журналистики при Колумбийском университете Нью-Йорка и на учреждение ежегодных премий своего имени.
Оценил бы Пулитцер журналистские прорывы Дюранти, мы не узнаем никогда.