UA
 

Корреспондент: Мирослав Слабошпицкий. Как  заняться любовью с Фанни КапланЭксклюзив

Анна Давыдова,  16 мая 2014, 08:00
0
5716
Корреспондент: Мирослав Слабошпицкий. Как  заняться любовью с Фанни Каплан

Кинорежиссер Мирослав Слабошпицкий, чей фильм, снятый на языке  жестов, участвует в каннском конкурсе, объяснил Корреспонденту, почему  артхаус — единственный путь для украинского кино, и рассказал, как  занимался любовью с Фанни Каплан.

Что должны делать   потенциальные   каннские лауреаты   накануне фестиваля? Выбирать смокинг для красной  дорожки, наводить финальный лоск на конкурсную работу? Но вместо смокинга Мирослав Слабошпицкий примеряет  кургузый недошитый пиджачок,  в котором через пару дней ему  предстоит выйти на съемочную площадку — в качестве актера,  а не режиссера.

Процесс наведения лоска тоже далек от завершения. Картина  Племя, попавшая в престижную  конкурсную программу Неделя кинокритики, все еще монтируется — перед нашей беседой Слабошпицкий просидел в студии до  двух часов ночи.

Племя — уникальный проект:  полнометражный фильм о воспитанниках интерната для глухих  полностью снят на языке жестов,  без субтитров и закадрового голоса. Нет тут и профессиональных  актеров — в кадре обычные молодые люди с дефектами слуха.

Четыре года назад режиссер уже обращался к данной теме в короткометражке Глухота,  которая попала в конкурсную  программу Берлинале. Ранее, в  2009‑м, его Диагноз также показали на Берлинском кинофестивале. Другое дело — Канн, куда  Племя отобрали из 1.200 фильмов‑претендентов.

“Канн — это вызов, — улыбается режиссер. — А потом раз — и ты оказываешься там. И тут потихоньку начинаешь думать: ну да,  надо бы что‑нибудь получить, наверное”.

Достанется ли Слабошпицкому его “что‑нибудь” в виде Золотой камеры, которую независимое жюри вручает автору лучшего дебютного полнометражного  фильма, мы узнаем 25 мая. 

Именно тогда 67‑й Каннский  международный кинофестиваль  назовет своих победителей. А пока Корреспондент расспросил режиссера о его работе.

 
—  Говоря о вашей картине,  многие вспоминают Артиста —  немой фильм 2011 года, который номинировался в Канне, а  затем взял Оскар.

—  Конечно, я видел Артиста и  менее известный фильм — Доктор Плонк. Как член Европейской  киноакадемии я ежегодно отсматриваю фильмы, претендующие на  награды. Мне приходит коробка  дисков, и в этом году в ней также  была стилизация под немое кино.  Но я хочу донести главную мысль:  мы не шли этим путем. Племя не  немое кино, а первая полнометражная картина, снятая на языке  жестов. Обычный фильм, который  рассказывает обычную историю,  где герои очень много разговаривают — просто делают это на языке жестов, потому что они глухие.  Там есть достаточно жесткая сюжетная линия: я бы сказал, что  Племя — даже вестерн по жанру  в некотором смысле. Но никак не  стилизация — совершенно обычный современный фильм. Этим  мы и отличаемся от Артиста.

—  Как же обычному зрителю  понять обычный фильм без  слов и субтитров?

—  Когда я писал сценарий, это и  был главный вызов: суметь рассказать историю, не прибегая к  звуковым диалогам. Да, вы не  разберете слов — какие конкретно выражения используются, —  но, надеюсь, увидите там настоящие чувства, эмоции. И довольно связную историю: вы поймете,  что происходит.

—  То есть сценарий не был схематичным?

—  Абсолютно. Это настоящий  сценарий с прописанными диалогами. Актеры учили текст. Иногда мы видели, что какой‑то фрагмент в кадре выглядит недостаточно выразительно, и тогда просили:  “Попробуй сказать другими словами”. У нас и на кастингах был  сурдопереводчик, и на площадке.  Сейчас со стороны глухих интерес  к фильму огромный.

 
Есть такой глухой французский актер — Гаэль Агилера. У его  страницы в Facebook 76 тыс. или  78 тыс. подписчиков. Для сравнения: у Каннского кинофестиваля — 36 тыс. И вот Агилера записал видео о Племени и разместил  у себя. Пока снималась картина, у  нашей фан‑страницы было где‑то  200 подписчиков. А сегодня, когда уходил из дому, — уже 2.300 человек. Атакуют глухие со всего мира: “Когда фильм?”. Совершеннейшее безумие!

Глухих, по‑моему, что‑то около 0,1 % всего населения планеты,  но от 7 млрд это совсем не мало.  Кстати, наш французский агент  связался с Агилерой — может, тот  тоже приедет в Канн. Хотя на самом деле я не снимал фильм для  глухих. Я просто использовал этот  аспект для эксперимента с кино‑языком.

—  Чем живут ваши актеры? Это  ведь все‑таки особый мир.

—  Обычная молодежь. Главная  область их социальной реализации — спорт. Потому что там есть   Дефлимпийские игры, какие‑то  деньги… Также для них существуют квоты в политехническом.  Еще — в эстрадно‑цирковом: многие выпускники играют в театре  Радуга при киевском центре глухих. Среди людей с проблемами  слуха много зубных техников и  швей. Но да, они действительно  довольно закрытые. Знаете, слово  глухого и слово говорящего‑слышащего — это разные вещи. Слово  говорящего ничего не значит против слова глухого.

—  Вы рассказывали, что проводили отбор актеров через соцсети.

—  Частично да: глухие — очень  активные пользователи соцсетей. Нам очень помог культурный  центр Украинского товарищества глухих. Мы проводили кастинги в их помещении, что оказалось очень полезным: глухие настороженно относятся к людям не  из их среды. Мы сообщали о кастинге через соцсети, также я лично отправлял факсы с объявлением каждому директору школы для глухих в Киеве. Еще звонил во все  регионы Украины, обращался в  Россию, Беларусь. А дальше ждали, кто придет.

 
В таком возрасте — у нас актеры от 19 до 23 лет — человеку  сегодня интересно кино, а завтра  он захочет стать спортсменом.  Но мне же надо его полгода снимать. Поэтому мы никого не искали по фотографиям и не уговаривали сниматься. Воля к съемке  была важным критерием отбора:  мы понимали, что будем от этих  людей зависеть.

—  Разве контракт не страхует?

—  Да, года через три, когда все  суды закончатся, актера обяжут  покрыть неустойку, хотя ему платить нечем. Однако фильма‑то  не будет… Сняться в кино клево с обывательской точки зрения. На самом деле это изматывающий труд. У нас было по 17‑18  дублей. Главный герой в один из  дней получил 90 пощечин — не  очень приятно. Тяжело изо дня в  день поздно ложиться, рано вставать, постоянные репетиции, ограничения. Кино интересно первый месяц, ну второй, а дальше  начинаешь сатанеть. Мы, профессиональные киношники, тоже дико устали. Но мы знали, что нас  ждет, а для человека со стороны  это испытание.

—  Кто‑то из ваших актеров видит себя дальше в этой сфере?

— Сначала, когда была эйфория,  мечтали все. А сейчас не знаю.  У нас потрясающая девочка из  Беларуси снялась — Яна Новикова, которая по квоте для глухих  учится в каком‑то техникуме в Гомеле. Она сыграла главную героиню и, надеюсь, будет с нами на  фестивале. В отличие от Берлина,  Канн — это безумно дорого. Наши  продюсеры пишут письмо Госкино, министру культуры Беларуси с  просьбой поддержать. Первая глухая белоруска на красной дорожке  Канна — это же практически [первый космонавт] Юра Гагарин!

 
—  Украинцы в программе Канна тоже нечастые гости. Как вообще происходит взаимодействие режиссера и фестиваля?

— Нет ничего проще. Заходите на  сайт, заполняете форму, платите  деньги, отправляете диск. Отборочная комиссия его смотрит —  если их заинтересовало, они с вами связываются. Если нет, получаете неименной отказ: “Спасибо  огромное, мы с большим интересом посмотрели ваш фильм…”.

—  Вы сами получали подобные  “письма счастья”?

— Конечно, ну а как иначе. Хотя с  этим фильмом нет.

—  Однажды вы назвали артхаус единственным способом выживания для украинского кино.  Можете пояснить?

—  Жанр развлекательного кино, интертейнмент — изначально дорогая история. У нас нет таких средств, нет специалистов,  нет технологии. Качественная  лирическая комедия или боевик  как формат кроме всего прочего предполагают наличие звезд,  а это очень, очень большие деньги. Есть ужасы и порнография — два вида  фильмов, которые можно делать без звезд.  Ну и артхаусные  картины.

Знаете, какая российская  картина — по  украинским таких данных нет — собрала больше всего денег в прокате США?  Русский ковчег Александра Сокурова [фильм об Эрмитаже, снятый одним кадром за один дубль, без монтажных склеек].  А все эти Cталинграды и прочее — они лишь “для внутреннего пользования”.

—  Артхаусных режиссеров, в  том числе и вас, часто обвиняют в “чернушности”. А вы, если не ошибаюсь, в юности работали репортером криминальной хроники.

—  Телепрограмма не состоялась:  разрабатывали‑разрабатывали — и закрыли. Тогда только появилась Магнолия ТВ, наши конкуренты. Мы делали передачу  для канала СТБ — в 1990‑е он позиционировался как новостной.  Мне, студенту, это было чертовски интересно. Кровища? Да,   от этого никуда не деться.

Знаете, в больнице скорой  помощи, где я как‑то имел честь  снимать, находится кафедра военной хирургии: военные хирурги ведь все равно нужны, не устраивать же для их обучения  войну. А травмы, с которыми они  могут работать, — как раз в БСП.  Вот и я — как еще мне было увидеть эту часть мира? Тем более  это 1990‑е — собственно, все новости в тот период представляли собой одну сплошную криминальную хронику.

 
Кстати, на самом деле 1990‑е  мне жутко нравятся. Во‑первых,  я был моложе, а  во‑вторых, мы  были пассионарнее, чем нынешняя молодежь.  И кино казалось  пассионарнее —  тот же [Квентин]  Тарантино тогда  снимал. Очень  интересное время. Что до “чернушности”, думаю, этот вопрос  нужно задавать тем, кто так считает. Обвиняют? О‑кей! Но скажите, где они в Канне, алло?!

—  Еще одна больная тема —  “первый украинский блокбастер”. Скажем, про чешский  блокбастер тоже никто не слышал, но, кажется, чехи не переживают.

— Я думаю, причина в невежестве. К сожалению, мало людей понимают, что кино — такая же профессия, как и все остальные. Сейчас шутят, что в свете последних  событий у нас в каждой семье на  одного политолога приходятся два  военных аналитика. То же и с кино — в нем “разбираются” абсолютно все.

Вот что представляет собой  блокбастер? В дословном переводе  — бомба, способная снести квартал. Фильм, заработавший более  $ 100 млн. Совершенно маркетинговая вещь. Но мне довольно  сложно на эти темы рассуждать:  я не стою в очереди на создание  первого украинского блокбастера  и очень этому рад.

—  Вы не только снимаете кино, но и снимаетесь в нем. Расскажите о фильме, в котором   сейчас работаете.

— Алена Демьяненко делает картину, которая называется Моя бабушка Фанни Каплан. Я играю  младшего брата [лидера большевиков Владимира] Ленина, и вот  числа с 5‑го и до Канна [фестиваль стартует 14 мая] каждый  день снимаюсь. Кстати, буду в  фильме заниматься сексом с Фанни Каплан. Репетировали его уже  — было очень весело. Нет ничего  забавнее, чем режиссировать или  играть сексуальные сцены.

 
—  А каково режиссеру выступать в роли актера? Тем более,  тут двусмысленная ситуация:  режиссер‑женщина говорит  вам, режиссеру и мужчине, что  и как делать в постели.

— Жалко, что я не стал актером.  Господь не дал таланта достаточно. Это же так чудесно: не надо   думать про график или как выставлен свет — кучи вопросов  просто не существует. Ты пришел,  чего‑то там поделал, домой тебя  отвезли — волшебство. На чужой  площадке во что‑то влезть, подправить? Нет, ни в коем случае.

С режиссером же очень просто. Если режиссер, я например,  делает ошибки, то эти ошибки  ценнее чьей‑то правоты. Потому  что они мои и фильм мой. Он существует потому, что я так хочу.  Все люди существуют для того,  чтобы я мог снимать этот фильм  так, как мне хочется. Поэтому,  прекрасно сознавая, как это устроено, я никогда не вмешиваюсь в  чужую работу. Абсолютно доверяю  режиссеру. Прихожу, расслабляюсь и получаю удовольствие.

—  Вы еще и сценарист. Говорят, Племя писали вместе со  своей женой?

— Да, но в титрах указан только я.

—  Почему?

— Мы такая задорная семья — вообще все делаем вдвоем. Лена —  журналист по образованию, вела  программу о кино в Питере. Мы  там какое‑то время жили, а потом  я ее сманил. Она работает со мной  и выполняет очень много функций. Поэтому в титрах значится  как креативный продюсер. Постоянно с ней советуюсь — я в этом  смысле абсолютный подкаблучник. И горжусь этим!

Когда у меня были какие‑то  сомнения по актерам, она меня  убеждала взять того или другого.  Я вроде и готов, но страшно: человек не соответствует моим представлениям. И вот тут нужно, чтобы меня успокоили. А потом, если  что‑то пойдет не так, всегда ведь  можно сказать: “Это меня Лена  уговорила, я тебя вообще не хотел снимать”.  

***

Этот материал опубликован в №17 журнала Корреспондент от 5 мая 2014 года. Перепечатка публикаций журнала Корреспондент в полном объеме запрещена. С правилами использования материалов журнала Корреспондент, опубликованных на сайте Корреспондент.net, можно ознакомиться здесь.

ТЕГИ: УкраинафильмКаннский кинофестивалькиноактеры Каннглухонемой
Если вы заметили ошибку, выделите необходимый текст и нажмите Ctrl+Enter, чтобы сообщить об этом редакции.
Читать комментарии