Владимир Винниченко, политическая и литературная звезда Украины начала ХХ века, превратил свою личную жизнь в калейдоскоп коротких романов, пишет Владимир Гинда в рубрике Архив в №34 журнала Корреспондент от 2 сентября 2011 года.
Для среднестатистического XXI века украинца Владимир Винниченко - человек, который возглавлял в 1918-1919 годах Директорию Украинской Народной республики (УНР). Но не только этим жил Винниченко - у него было множество разнообразных талантов.
Среди современников он слыл, например, не только государственным деятелем, но и серьезным драматургом и беллетристом: ввел в украинскую литературу модерн и фантастику - написал первый украинский фантастический роман Сонячна машина.
Кроме того, избранные современницы знали о столпе украинской государственности нечто иное: его личная жизнь стала образцом революционной свободной любви. Об этом свидетельствуют дневники и письма главы УНР, опубликованные уже в независимой Украине.
Согласно этим свидетельствам, у Винниченко было множество женщин, и этому не мешал даже тот факт, что он более 40 лет прожил в гражданском браке с некой Розалией Лившиц. Она была под стать мужу - оба снисходительно относились к изменам друг друга.
Да и собственные многочисленные увлечения Винниченко, как правило, не принимал близко к сердцу. Например, после одной из неудачных встреч со своей близкой приятельницей Софией Бабий Винниченко записал в дневнике: "Свидание в 5 часов. Не удалось. Почему-то не пришла. Разочарования никакого - баба с воза, кобыле легче".
Многочисленные увлечения Винниченко, как правило, не принимал близко к сердцу. Например, после одной из неудачных встреч со своей близкой приятельницей Софией Бабий Винниченко записал в дневнике: "Свидание в 5 часов. Не удалось. Почему-то не пришла. Разочарования никакого - баба с воза, кобыле легче".
Позднее Николай Томенко, заместитель председателя Верховной Рады, в свое время занимавшийся изучением творчества и личности Винниченко, в своей книге Теорія українського кохання охарактеризовал политика как человека "непостоянного во взглядах и еще более непостоянного в чувствах".
В частности Томенко пишет: "По природе своей Винниченко - игрок. В дневнике он постоянно подчеркивает свою игру с женщинами, игру со словом, с будущими читателями его записей, игру с самим собой".
При этом биографы Винниченко подчеркивают, что будущему главе Директории было важно, чтобы все его дамы знали украинский язык и уважали национальную культуру. Одной из них, Людмиле-Люси Гольдмерштейн, Винниченко рекомендовал писать ему письма по-украински, ибо только так она сможет освоить язык. А другой девушке, Софии Задвиной, советовал полюбить Украину душой, а не умом.
Любовь-морковь
В 1907 году за плечами Винниченко было уже и исключение с юрфака Киевского университета, и активная революционная деятельность, и аресты, и побеги: он был одним из основателей и активным деятелем Украинской социал-демократической рабочей партии. Однажды, когда Винниченко гостил в доме своего однопартийца Евгения Голицинского, он знакомится с его женой Катериной. Между молодыми людьми вспыхнула страсть.
Замужнюю женщину не устраивали редкие свидания с любимым, и она заявила о своей готовности оставить мужа. Однако будущий глава Директории относился к этим отношениям слишком легко. Себя и Катерину он называл "товарищами низшей формы", подчеркивая этим их якобы дружеские отношения.
Юлия Таглина, исследовательница творчества Винниченко, характеризует эту часть его жизни так: "Одержимый идеей честности с собой, Винниченко не давал влюбленной женщине никаких надежд, жестко и цинично ограничивая отношения "пользой друг другу".
Эта позиция доставляла политику немало хлопот. "Ты не видел, сколько мучений ты мне принес, ты не видел, какие страдания наносишь мне", - писала Голицинская своему возлюбленному. А он отвечал: "Катерина! Мне стыдно… И не потому мне стыдно, что я нечестно отношусь к Евгению, а потому что не могу прийти и сказать: "Я люблю тебя. Брось Евгения и живи со мной". Я понимаю, что это было бы вранье, и досадно, и стыдно, и за тебя стыдно".
Голицинская поняла, что насильно мил не будешь, и вскоре их свидания прекратились.
Писатель грустил недолго: уже к концу того же года он начал встречаться с Гольдмерштейн, которая была на два года старше его. Она происходила из старинного украинского рода Максимовичей, но по-украински не говорила.
Что не помешало в марте 1908 года паре вместе отправиться на Капри. Для Винниченко это была еще и вынужденная эмиграция - он в очередной раз спасался от ареста. Влюбленные жили на гонорары Винниченко, которые он получал за свои публикации.
Идейный борец за социал-демократию и свободную любовь остался верен себе: через некоторое время он честно заявил Гольдмерштейн, что не собирается связывать себя с нею узами брака, а их отношения не более чем "польза друг другу". А когда Винниченко узнал о беременности своей подруги, в расстроенных чувствах бежал в Женеву, оставив ее без денег и поддержки на Капри.
Идейный борец за социал-демократию и свободную любовь остался верен себе: через некоторое время он честно заявил Гольдмерштейн, что не собирается связывать себя с нею узами брака, а их отношения не более чем "польза друг другу". А когда Винниченко узнал о беременности своей подруги, в расстроенных чувствах бежал в Женеву, оставив ее без денег и поддержки на Капри.
Затем они обменивались взаимными оскорблениями в письмах. Перепалка зашла так далеко, что в начале августа 1908 года Гольдмерштейн написала Винниченко о своем решении покончить жизнь самоубийством: "Решила умереть не только для того, чтобы ты не страдал, а еще больше для себя".
Дальше угроз дело не пошло. 24 октября 1908 года она родила Винниченко сына, которого назвала Владимиром. В письме от 9 ноября Гольдмерштейн написала новоиспеченному отцу: "Такой славный мальчик, и весь в тебя: овал лица, голова, ну все, на меня - ни капли".
С тех пор Винниченко перестал отвечать на письма Гольдмерштейн, и она заподозрила, что у него завязался новый роман. И оказалась права: на этот раз писатель увлекся Задвиной.
"Берегись, Соня, я дик в любви… Со скрежетом зубов могу и нож всадить тебе… Если любишь душой и телом - приходи сегодня вечером", - писал Винниченко ей в одном из писем.
Однако вскоре в нем проснулись отцовские чувства: Винниченко решил усыновить собственного ребенка - сына Гольдмерштейн. 18 ноября 1908 года он написал на Капри: "Сын мой, я его отец, и я хочу, чтобы он действительно был моим со всех сторон… Раз усыновляю, значит я люблю ребенка, хочу его воспитывать, хочу растить".
Оскорбленную женщину возмутили его слова, и она отказала писателю в усыновлении. Вскоре, когда мальчику исполнилось три месяца, он умер.
В смерти малыша Гольдмерштейн обвинила Винниченко. Она посчитала, что писатель накликал трагедию, написав осенью 1908 года пьесу Momento, в основу сюжета которой положил их отношения.
В произведении речь идет о романе некого художника Василия Кривенко. По прошествии времени, несмотря на протесты Кривенко, возлюбленная родила ему сына. История заканчивается тем, что художник выносит ребенка на холодный ветер, отчего тот и умирает.
После всех этих событий Винниченко и Гольдмерштейн расстались навсегда.
Коха его жизни
В конце 1909 года в Париже Винниченко знакомится со студенткой медицинского факультета Сорбонны Лившиц, происходящей из богатой еврейской семьи. Между молодыми людьми завязывается бурный роман, и в следующем году они вместе едут отдыхать в итальянский курортный городок Кави-ди-Лаванья.
Лившиц настолько увлекла Винниченко, что он называет ее не иначе как Коха - от слова "кохана". 28 марта 1911 года во Флоренции они поселились вместе.
"Мы ничего не обещали друг другу: ни верности, ни любви, ни счастья, ничего, - так спустя восемь лет написал Винниченко об этом своем гражданском браке. - Вот уже идет девятый год, и наши тела - без клятв, без заклинаний, без санкций лицемерных или глупых людей с их комедиями, без нотариусов, без угроз и разных цепей, без всего этого - наши тела соединены так,как ни один поп не соединит".
О своих внутрисемейных отношениях будущий глава УНР красноречиво рассказал в письме к другу и меценату Евгению Чикаленко. "Женился я, то есть сошелся с той женщиной, от которой хочу иметь детей, уже более полугода. Но к этому времени не мог уверенно сказать, что мы сможем создать семью. Теперь это более-менее прояснилось. Жена моя - жидовка, но мы договорились, что семья будет украинской", - писал он.
Чикаленко отлично знал о слабости Винниченко к женщинам, поэтому писатель, как бы предугадывая мысли друга, продолжал: "Я знаю, Евгений Харлампьевич [Чикаленко],Вы будете смеяться, читая письмо. Что делать: на счастье или на беду я - украинец,а "хахлы", как известно, очень упрямый народ. Я желаю создать себе семью, чтобы она соответствовала моему природному предназначению, а не припискам морали и законов".
40 лет совместной жизни Винниченко и его Кохи превратились в череду взаимных измен. "Когда я завожу роман, то мое отношение к ней не меняется. А когда у нее увлечение - она становится ко мне безразличной. Но,наверное, не следует в это вмешиваться, чтобы не отнять у нее этой радости", - писал в своем дневнике Винниченко.
Тем не менее их союз оказался крепким. Его не разрушили ни отсутствие детей, ни тяготы дальнейшей совместной жизни. Лившиц вынесла все - и сложный характер мужа, и бурные революционные годы, когда он активно занялся политикой. И после, когда на семью, эмигрировавшую из Украины в Европу, обрушилась бедность, Розалия, привыкшая к достатку, не оставила писателя.
***
Этот материал опубликован в №34 журнала Корреспондент от 2 сентября 2011 года. Перепечатка публикаций журнала Корреспондент в полном объеме запрещена. С правилами использования материалов журнала Корреспондент, опубликованных на сайте Корреспондент.net, можно ознакомиться здесь.