Корреспондент: Волшебная палочка. Интервью с дирижером, звездой одного из старейших британских оркестров Кириллом Карабицом

Украинец Кирилл Карабиц, 36-летний дирижер, звезда одного из старейших британских оркестров, в интервью Оксане Мамченковой в № 9 журнала Корреспондент от 7 марта 2013 года, - о главных отличиях украинских и зарубежных музыкантов, конкуренции в мире музыки и качествах, которые помогают победить

К своим 36 годам киевлянин Кирилл Карабиц прочно закрепился на вершине международного дирижерского олимпа. 11 недель в году он руководит Борнмутским симфоническим оркестром - одним из старейших и наиболее авторитетных в Великобритании. Оставшееся время проводит в разъездах, работая с ведущими инструментальными коллективами Америки, Европы и Азии.

Стремительный путь наверх сын украинского композитора Ивана Карабица начал еще в средине 1990-х. Впрочем, громкая для Украины фамилия отца ему в этом не способствовала: образование Карабиц-младший получил не только в киевской, но и венской музыкальных академиях, а также несколько раз выигрывал престижные международные конкурсы.

К своим 36 годам киевлянин Кирилл Карабиц прочно закрепился на вершине международного дирижерского олимпа

Затем, преодолев нешуточную конкуренцию - 60 человек на место, - стал ассистентом дирижера Будапештского фестивального оркестра. Эта должность и последовавшая за ней работа в Филармоническом оркестре Французского радио открыли перед киевлянином двери именитых классических коллективов мира.

В 2008 году Карабиц подписал трехлетний контракт с симфоническим оркестром Борнмута. Сотрудничество оказалось успешным, и договор продлили до 2016-го. Кроме того, Карабица постоянно приглашают в лучшие коллективы от Лос-Анджелеса до Токио.

В насыщенном гастрольном графике дирижера всегда находится место для родины: он по несколько раз в год приезжает в Киев и всегда встречается с украинскими музыкантами.

Корреспондент созвонился с Карабицем, находившимся в Англии, чтобы поговорить о трудностях дирижерской работы и их преодолении

- На протяжении нескольких лет западная пресса писала о вас как о молодом дирижере, на которого стоит обратить внимание, а в последнее время перевела в ранг звезды. Вы сами ощутили перемену статуса?

- Нет, я этого не чувствую. Моя жизнь идет в каком-то своем ритме. С каждым годом меняются ощущения от дирижирования, от работы с разными оркестрами. Что-то становится делать проще, но задачи, которые ставишь перед собой, становятся заметно глубже. Если раньше я мог выучить симфонию за три дня, мог открыть ее, прочитать и был готов идти к оркестру, или, как мне казалось, был готов, то сейчас этого уже недостаточно. Недаром есть теория, что если дирижер начал с 20 лет, то настоящее дирижирование к нему придет только в 60.

- Что самое сложное в этой работе?

- Самое сложное - организация бытовой, повседневной жизни. Потому что ее как таковой практически нет, все переезды. Все, что касается элементарных вещей, сна, еды, очень трудно согласовывать с работой. А дирижировать очень приятно, это удовольствие, за которое еще и деньги платят, а не работа.

- Кроме основной работы в Борнмутском оркестре вы выступаете с десятками оркестров по всему миру. Трудно искать подход к каждому новому коллективу?

- Все зависит от обстоятельств, связанных, например, с количеством дней репетиций. Если есть три дня, то за это время можно войти в довольно близкий контакт. А случается, когда очень мало репетиций… Летом у меня будет два очень важных в моей жизни дебюта с двумя высочайшего уровня оркестрами в Америке - Кливлендским оркестром и Филадельфийским. И там репетиций очень мало. Это другой немножко стиль, когда просто нет времени на раздумья об отношениях с коллективом. Нужно, как танк, идти вперед, чтобы успеть до конца репетиций пройти всю программу. Такая спонтанность, когда нет времени разговаривать, тоже иногда важна.

В основном все сводится к конструированию отношений с музыкантами, совместному нахождению каких-то общих идей. Нужно чувствовать людей и находить с ними точки обмена информацией, энергией.

Правил в музыке много, но при этом всегда можно подойти с другой стороны. Вообще в музыке нет такого понятия, как правильное и неправильное. Есть только то, что убедительно звучит.

- Вы учились в Киеве и Вене. У нас и на Западе учат по-разному?

- Конечно, все отличается, похожего в этих системах нет почти ничего. Но для меня пребывание в Вене было все-таки практическим изучением дирижирования, слушательской практикой. А основное образование, дирижерские навыки я получил от своих профессоров Романа Кофмана и Льва Венедиктова в Киеве.

- Уже во время учебы в Вене осознали, что ваши амбиции направлены на Запад?

- После Вены, конечно, амбиций было много. То, что мне удалось стать ассистентом [дирижера] Ивана Фишера в Будапеште, тоже сыграло свою роль, поскольку я фактически видел, как оркестр работает, ездил с ним на гастроли. После этого дорога в мир была открыта, хотелось продолжать.

Но период был непростой. Тысячи людей оканчивают консерватории, академии, но это еще не значит, что тебе сразу предложат работу. Дирижеров много, а для каждого дирижера нужны 100 человек, чтобы практиковать свою профессию. А где их взять?

- Какие качества помогают победить в условиях конкуренции?

- Разное бывает. Есть те, кто пробивается быстро благодаря качествам совершенно банальным. Скажем, человек очень фотогеничный. У такого шансов сделать карьеру гораздо больше, чем у того, кто не очень хорошо выглядит на фото.

- В дирижерской среде?

- И в дирижерской среде тоже. Красивые фотографии - глупый пример, но, бывает, именно это создает разницу между карьерой одного человека и другого.

Для меня карьера - просто такой механизм, которым нужно научиться пользоваться. Это не есть самоцель. Самоцель - творение музыки с другими людьми. Естественно, что чем лучше оркестр, тем процесс интереснее. Карьеру я использую, чтобы общаться с такими [высококлассными] музыкантами и создавать концерты, которые приносят удовольствие прежде всего мне самому.

- С какими оркестрами мечтаете поработать?

- Каждый дирижер мечтает дирижировать в Венской филармонии, Берлинской филармонии. Я прекрасно понимаю, что это просто вопрос времени. Мне пока хватает своих концертов. Скажем, те оркестры в Америке, которые я вам назвал, Кливлендский и Филадельфийский, многие считают лучшими оркестрами мира по всем критериям. Для меня это очень почетно, этого пока хватает. А если когда-нибудь пригласит Венская филармония, я, конечно, не откажусь.

- Ваше назначение на должность главного дирижера Борнмутского симфонического оркестра случилось в тот же период, что назначения молодых дирижеров из России и Латвии на аналогичные должности в другие британские оркестры. Это простое совпадение или причины успеха - в общности образования, менталитета?

- В Англии система оркестрового образования музыкантов и вообще система функционирования оркестров очень четкая. Всегда не хватает времени, так что оркестры работают как часы.

А люди из постсоветского пространства воспитывались при условии, когда системы вообще никакой нет и единственное, что в основном служило опорой в жизни, - ты сам, твой талант, твое стремление. И эти две частички друг друга находят.

Из личного архива Кирилла Карабица
В качестве приглашенного дирижера украинец Кирилл Карабиц работает с лучшими оркестрами Америки, Европы и Азии

С одной стороны - оркестр, который очень четко работает, с другой - люди, которые смотрят на мир немножко спонтанно. Эти два элемента - как плюс и минус в электричестве, они притягиваются.

И тут еще элемент моды. Один оркестр [успешно] прошел по такому пути, другие стали повторять.

Сейчас все очень изменилось. Возраст дирижерский изменился коренным образом. Раньше дирижерами были зрелые люди с огромнейшим опытом. Еще три-пять лет назад представить себе дирижера, которому 25 лет, было невозможно. А теперь дирижер это не всезнающий человек, который приходит и рассказывает всем, как им нужно играть, а человек, который правильно выполняет свою функцию и помогает музыкантам.

- Вы работали с оркестрами в Америке, Европе и Азии. Работа в них устроена по-разному?

- Все стало настолько интернациональным, что многие оркестры очень приблизились в своем стиле исполнения. Но все равно есть отличия, связанные с разной ментальностью.

Скажем, немецкие оркестры любят определенность, не любят, когда неясно, что делать. Им нужно все зафиксировать, чтобы было как можно меньше спонтанности.

Американские оркестры не любят определенности. Они не любят, когда им рассказывают, что и как нужно делать. Технически они находятся на столь высоком уровне, что им показываешь руками, а они сразу играют. Не нужно останавливаться и рассказывать, тратить время.

Французские оркестры бывают разные, но все они не любят, когда дирижер, особенно молодой, ставит себя выше музыкантов. Они откликаются, когда видят в дирижере коллегу, который является частью оркестра.

У японцев дисциплина железная. И им необходимо точно определить, что делать, а чего не нужно. Они чувствуют себя потерянными, когда, скажем, набрасываешься на произведение и ждешь от них моментальной реакции. Все это нужно пройти, чтобы, отправляясь в какую-то страну, быть готовым общаться с музыкантами. Чтобы путь к достижению результата был наиболее кратким.

– Многие поп-музыканты делают совместные программы с симфоническими оркестрами. Вы бы хотели сделать что-то подобное? С кем?

- Я давно думаю о таком концерте, который был бы связан с переосмыслением нашей украинской эстрадной музыки второй половины ХХ века. Есть много композиторов, в том числе и мой папа, работавших в данном жанре. Есть [песни Игоря] Шамо, [Платона] Майбороды. Это музыка, которую сейчас невозможно услышать в живом исполнении.

- Есть ли определенная репутация у украинских музыкантов на Западе?

- Трудно говорить о какой-то репутации. Скорее есть отдельные индивидуальности, которые существуют сами по себе и несут в себе понятие “украинский артист”. Конкуренция в мире сейчас страшная. И нужно, чтобы государство заботилось об этом гораздо больше, создавало такие объединяющие проекты, собирающие украинских музыкантов, возможно, какие-то фестивали. Мы, к сожалению, существуем каждый сам по себе.

- Кто из украинцев сейчас на взлете?

- Тенор Миша Дидык. Из инструменталистов есть такой скрипач Валерий Соколов, пианистка Валентина Лисица, с которой я, кстати, буду скоро сотрудничать здесь, в Борнмуте.

- У вас есть друзья среди звезд мировой музыки?

- Да, многие солисты, с которыми приходилось сотрудничать. Скажем, Джошуа Белл, всемирно известный [американский] скрипач, [британский виолончелист] Стивен Иссерлис, с ним мы играли на этой неделе. Через несколько недель буду работать с пианистом Алексеем Володиным, он москвич… Но жизнь такая специфическая, знаете, каждый ездит с гастролей на гастроли, и общаться не всегда просто.

- Где сейчас ваш дом?

- В Париже у меня своя квартира, семья, маленький сын, которому два с половиной года. Не знаю, как будет через два-три года, возможно, это место изменится, но на сегодняшний день, когда меня спрашивают, где я живу, я отвечаю: в Париже и Киеве.

- Вы несколько раз в году бываете в Украине. Что удивляет, что возмущает на родине?

- Для меня приезды в Украину - большое удовольствие, поэтому я не пытаюсь сравнивать какие-то вещи с другими местами. Для меня это просто приезд домой. Тут наслаждаешься любыми, даже самыми простыми вещами. Я не сравниваю Украину с Англией или Францией. Это родина, она как бы вне закона.

- При каких обстоятельствах вы бы сейчас подписали длительный контракт в Украине?

- Тут дело не в подписании контракта. Мне бы очень хотелось чувствовать, что я что-то меняю своим присутствием, чувствовать, что я не трачу зря времени, что что-то интересное происходит. Если говорить о постоянной работе, хотелось бы почувствовать, что есть перспектива где-то посадить такое зерно, из которого вырастет дерево. Мне очень хочется продолжать делиться тем опытом, что я приобрел в последние годы за рубежом.

***

Этот материал опубликован в №9 журнала Корреспондент от 7 марта 2013 года. Перепечатка публикаций журнала Корреспондент в полном объеме запрещена. С правилами использования материалов журнала Корреспондент,опубликованных на сайте Корреспондент.net, можно ознакомиться здесь.