40 лет назад случилось самое знаковое событие брежневской "разрядки" - приезд в СССР президента США Ричарда Никсона, пишет Артем Кречетников в статье для Русской службы Би-би-си.
40 лет назад случилось самое знаковое событие брежневской "разрядки" - приезд в СССР президента США Ричарда Никсона.
"Никсон с его госпожою" вошли в песню Владимира Высоцкого, и вообще запомнились советским гражданам надолго.
Это был первый в истории официальный визит президента Соединенных Штатов в Россию. Ранее на советскую землю ступал только Франклин Рузвельт во время Ялтинской конференции.
Для самого Никсона посещение Москвы было вторым. Первый раз он приезжал в июне
1959 года в качестве вице-президента, чтобы договориться о визите Хрущева в
США, состоявшемся через три месяца.
Та поездка запомнилась, главным образом, походом Никсона на московский рынок и публичной перепалкой с Хрущевым во время совместного осмотра американской выставки.
Одним из главных экспонатов был стандартный дом с мебелью и бытовой техникой. В присутствии многочисленной свиты и корреспондентов Хрущев заявил, что советских людей он ничем не удивит, что американские дома якобы разваливаются через несколько лет, и что для покупки такого дома "надо иметь очень много долларов", а у простых американцев есть только "свобода ночевать под мостом".
Никсон возразил, что сам вырос в простой семье, в детстве помогал отцу в лавке, а вот теперь стал вице-президентом. Советский лидер в ответ брякнул: "Все торговцы - воры!"
Предпосылки разрядки
При Сталине война открыто признавалась допустимым, более того, самым эффективным способом расширения мирового социалистического фронта. Вячеслав Молотов до конца жизни находил лозунг мирного сосуществования ошибочным.
Появление ядерного оружия изменило ситуацию. Ко второй половине 1960-х годов сложился советско-американский паритет.
На закрытых занятиях по гражданской обороне, тем более в армии, гражданам внушали, что атомную войну вполне можно вести и выиграть, но политическая верхушка испытывала по этому поводу серьезные сомнения. Даже если удастся отсидеться в бункерах - кем потом руководить в радиоактивной пустыне? То, что противнику при этом тоже мало не покажется - слабое утешение.
В тогдашнем политбюро было на удивление мало фронтовиков. Однако Леонид Брежнев прошел войну "от звонка до звонка". Конечно, в роли начальника политотдела армии, а затем фронта ему не приходилось бежать под огнем в атаку или встречать с гранатой в руке немецкие танки, но ужасы войны он видел собственными глазами.
Фронтовой опыт наложил на советского лидера двоякий отпечаток. С одной стороны, он обожал форму и ордена, благоволил военным и давал им практически все, о чем они просили. С другой стороны, повторял, что считает своими главными заботами "хлеб и мир".
Являясь, разумеется, убежденным коммунистом, Брежнев, судя по отзывам знавших его людей, не питал параноидальной ненависти к Западу, любил заграничные вещи и в минуту откровенности признавался, что всю жизнь мечтал подняться на Эйфелеву башню. Вообще он не был жестоким человеком, и как во внутренней, так и во внешней политике предпочитал жить самому и давать жить другим.
Если при Сталине советское искусство и пресса бряцали саблями, то при Хрущеве и, особенно, при Брежневе миролюбие сделалось официальной доктриной. Мое поколение шло по улице Мира мимо кинотеатра "Мир" на "урок мира", которым начинался каждый учебный год.
Термин "разрядка международной напряженности" первым употребил еще в первой половине 1950-х годов тогдашний премьер Георгий Маленков. По мнению исследователей, предпосылки для нее сложились после благополучного разрешения Карибского кризиса.
"Кеннеди и Хрущев пришли к выводу, что надо принять ряд решений, которые не допустили бы повторения чего-нибудь подобного в будущем", - писал работавший в те годы в аппарате ЦК КПСС историк и публицист Федор Бурлацкий.
Помешали сначала внутренние пертурбации в СССР, связанные со смещением Хрущева, а затем вьетнамская война.
На Западе идейной основой политики разрядки стала теория постепенной конвергенции двух систем, созданная в 1960-х годах американским левым экономистом Джоном Гэлбрейтом, кстати, являвшимся иностранным членом советской Академии наук. Одно время она была невероятно популярна. Верил в конвергенцию и Андрей Сахаров.
Звучали и иные голоса. На органическую несовместимость коммунизма и либерального капитализма указывал, в частности, знаменитый американский политолог, автор термина "постиндустриальное общество" Уолт Ростоу.
"Не хочется писать разочаровывающие читателя слова, а придется: две существующие ныне в мире системы несовместимы. Не только не может быть их конвергенции, поскольку в корне противоположны их основы; сосуществование этих систем - явление в историческом масштабе временное. Содержанием такого сосуществования, в какой бы форме оно ни протекало - военной или мирной, является лишь одно: борьба. В этой борьбе реальный социализм стремится ликвидировать другую систему и, в свою очередь, не ожидает от нее ничего иного. Такова правда. Только пусть никто не утверждает, что, произнося ее, я становлюсь в ряды сторонников "холодной войны". Я говорю лишь то, что без устали твердила на протяжении десятилетий сама советская номенклатура", - писал оставшийся в ФРГ сотрудник Международного отдела ЦК КПСС Михаил Восленский.
Однако западный интеллектуальный мейнстрим в конце 1960-х, начале 1970-х годов третировал подобные мнения как "пещерный антикоммунизм" или вопли злобствующих эмигрантов.
От слов к делу
В январе 1967 года США и СССР договорились о начале работ по проекту "Союз-Аполлон", в июне того же года с визитом в Америке побывал премьер Алексей Косыгин, в декабре в советской Академии наук был создан Институт США и Канады, считавшийся впоследствии рассадником либерализма. В ноябре 1969 года в Хельсинки начались советско-американские переговоры по ограничению стратегических вооружений, а в сентябре 1971-го между Кремлем и Белым домом открыли "горячую линию".
Первым крупным достижением разрядки стал Московский договор между СССР и ФРГ от 12 августа 1970 года, подтверждавший нерушимость послевоенных границ в Европе и декларировавший возможность мирного воссоединения ФРГ и ГДР, но в неопределенном будущем.
Деревенские бабушки, не искушенные в политике, зато хорошо помнившие, что последовало за подписанием советско-германского пакта 1939 года, кинулись закупать соль и спички.
XXIV съезд КПСС, проходивший в феврале-марте 1971 года, провозгласил мирное сосуществование и разрядку официальной внешнеполитической доктриной СССР.
Западные эксперты долго искали эквивалент диковинному русскому слову и остановились на термине detente, буквально означающем разрядку некоего напряжения. Detente - то, что происходит со сжатой и отпущенной пружиной.
Руководство СССР не отказалось от идеи "победы коммунизма в мировом масштабе", но сделало основную ставку на "третий мир", надеясь постепенно установить над ним свой контроль, а Запад "финляндизировать" при помощи сырьевой удавки.
Спустя два года после приезда в Москву канцлера ФРГ Вилли Брандта дело дошло до визита Никсона.
Мудрость или капитулянтство?
В последний момент уже согласованный визит оказался под угрозой: американцы предприняли массированные бомбардировки Ханоя и Хайфона.
Подобным образом в 1960 году сорвался широко анонсированный приезд в Москву Дуайта Эйзенхауэра - из-за полета Пауэрса.
Однако Брежнев, в отличие от Хрущева, проявил, по мнению одних, выдержку и государственную мудрость, с точки зрения других, капитулянтство. Впрочем, публично обсуждать действия высшего руководства в СССР не полагалось.
По имеющимся данным, генсека в этом вопросе поддержал министр иностранных дел Андрей Громыко.
Высокопоставленный сотрудник международного отдела ЦК КПСС Анатолий Черняев вспоминал, что находился в кабинете Брежнева, когда тому позвонил Косыгин и начал возмущаться: "Посмотри, как Никсон обнаглел! Сволочь! Слушай, Лень, может, нам его визит отложить? Бомба будет что надо!"
"Бомба-то бомба, да кого она больше заденет?" - возразил Брежнев.
Не исключено, что решающую роль сыграла именно позиция Косыгина. Брежнев не любил, когда премьер вмешивался во внешнюю политику, и когда тот высказывал какое-то мнение, всегда старался поступить наоборот.
"Мы - культурные люди"
В ходе визита Никсона были подписаны восемь серьезных документов, в том числе Договор по ПРО и Договор ОСВ-1, Декларация об основах отношений между СССР и США и соглашения по сотрудничеству в науке, медицине, космосе и охране окружающей среды.
Кроме того, визит запомнился множеством забавных и колоритных деталей.
Готовились к нему обстоятельно, чтобы "не ударить лицом в грязь".
На заседании политбюро Суслов предложил показать американцам Алмазный фонд. Брежнев поморщился: "Мы с [председателем президиума Верховного Совета СССР] Николаем [Подгорным] видели в Иране такой фонд, что наш на его фоне просто жалкий".
Генсек потребовал, чтобы на аэродроме не было "голо".
"Не надо походить на китайцев. Вон Чжоу Эньлай пришел в своих широких штанах, угрюмый, и повел Никсона внутрь аэровокзала. Это не годится. Мы - культурные люди", - заявил он.
В результате, помимо официальных лиц, на летном поле находилась толпа молодежи с советскими и американскими флажками. От плакатов с надписями "Дружба!" и "Не воевать, а торговать!" решили воздержаться.
Высокого гостя встречали "советский президент" Подгорный и премьер Косыгин. Брежнев, по тем временам не имевший государственного поста, во "Внуково" не поехал, но затем сразу взял переговоры в свои руки, хотя старательно подчеркивал, что по всем вопросам нуждается в согласии коллег.
Беседы проходили в Екатерининском зале Большого Кремлевского дворца и кремлевском кабинете генсека. Никсона и его спутников поразили размеры брежневского письменного стола и телефонный селектор с таким количеством кнопок, что, по их мнению, нормальному человеку запомнить их все было невозможно.
Во время одной из бесед затронули тему вьетнамской войны. Подгорный заговорил отнюдь не дипломатическим языком: "Вы убийцы! На ваших руках кровь стариков, женщин и детей!" Однако во время последовавшего за этим ужина чокался и балагурил, как ни в чем не бывало, атмосфера царила самая сердечная, и Никсон, по его собственным словам, с трудом встал из-за стола.
Никсон в сопровождении Подгорного отправился в Большой театр на "Лебединое озеро". Перед третьим актом, когда в зале начали медленно гаснуть люстры, сидевшая в партере жена итальянского корреспондента громко прокричала: "Долой войну во Вьетнаме!" Советские руководители были того же мнения, но несанкционированных выходок не терпели. Подгорный приказал включить свет, и они вместе с Никсоном встали в ложе, заставив зал подняться на ноги и аплодировать.
Брежнев подробно обсуждал детали своего ответного визита в США, требуя, по воспоминаниям Киссинджера, "бесконечных заверений, что его примут учтиво, что не будет враждебных демонстраций, и что он получит возможность встретиться с "рядовыми гражданами".
Американцев поселили в Кремле. Разумеется, они боялись подслушивания. Киссинджер и другие деятели, приезжая в Москву, во время конфиденциальных бесед друг с другом включали так называемый "беблер" - магнитофон с записью голосов нескольких говоривших наперебой людей. Никсон наотрез отказался пользоваться раздражавшим его беблером, и разговаривал с помощниками внутри привезенного из Штатов президентского лимузина.
Ключевой внешнеполитической фигурой с американской стороны был помощник президента по национальной безопасности Генри Киссинджер, к которому Никсон особо благоволил, выказывая, по мнению вашингтонских наблюдателей, выходившее за рамки приличий пренебрежение к госсекретарю Уильяму Роджерсу.
Когда президента повезли в Ленинград и Киев, Киссинджер остался в Москве для переговоров с Громыко. Впоследствии он неоднократно приезжал в СССР, очень хотел посмотреть Ленинград, и всякий раз что-то не складывалось. В конце концов, он однажды сказал Громыко, что уже не уверен, существует ли этот город на самом деле.
"А где же совершилась наша революция?" - поддержал шутку советский министр.
"В Санкт-Петербурге", - ответил Киссинджер. Он всегда гордился своей исторической эрудицией, но в данном случае упустил из виду, что в 1917 году город назывался Петроградом.
Когда Никсон был вынужден уйти в отставку из-за "уотергейтского скандала", не только рядовые
советские граждане, но и многие внешнеполитические эксперты находили причину
смехотворной, не понимали, как президент может не подслушивать оппозицию, и
уверяли, что на самом деле с Никсоном расправились "реакционные круги США" за
попытку наладить отношения с Советским Союзом.
Пепси и "Столичная"
Советские граждане надеялись на приоткрытие информационного занавеса и появление в их быту каких-то атрибутов американского образа жизни, но, по большей части, напрасно.
Взахлеб читались газетные репортажи журналистов Василия Пескова и Бориса Стрельникова, повторивших знаменитое автомобильное турне Ильфа и Петрова и поведавших, что в "цитадели империализма", по крайней мере, не все отвратительно и ужасно.
Одним из итогов визита Никсона стало соглашение между советским правительством и компанией Pepsico о строительстве под Сочи завода по производству пепси-колы в обмен на эксклюзивное право продавать в США "Столичную" водку.
По имеющимся данным, за выгодный контракт соперничали Pepsico и Coca-Cola, и выбор Москвы был обусловлен, в том числе, идеологией. Coca-cola еще с конца 1940-х годов являлась символом "растленного Запада", а о существовании пепси-колы в СССР мало кто знал.
Советские школьники надеялись, что построят еще и предприятие по выпуску жевательной резинки, но не дождались.
Во второй половине 1970-х годов я присутствовал на встрече советской и американской общественности. Гости выразили недоумение в связи с тем, что власти СССР не нашли в Америке для своего народа ничего лучше пепси-колы, от которой люди, как известно, набирают вес. Один из хозяев в ответ заметил, что водка тоже не лекарство.
Лимузин для Брежнева
Советский генсек был большим любителем автомобилей и, пока позволяло здоровье, лихим водителем.
Накануне визита посол Анатолий Добрынин приватно сообщил Никсону: "Леониду Ильичу очень хотелось бы получить в подарок "Кадиллак Эльдорадо".
Громадный роскошный кабриолет изготовили по специальному заказу за три дня и доставили в Москву транспортным самолётом американских ВВС.
Во время ответного визита в США в 1973 году Брежнев положил глаз еще и на темно-голубой "Линкольн Континенталь" с черной велюровой обивкой салона - такой же, на каком ездил сам Никсон. Машину с надписью на приборной доске "На добрую память. Самые лучшие пожелания" вручили гостю в Кэмп-Дэвиде.
Факт получения подарков в СССР не афишировался. На осведомленных людей самое сильное впечатление произвел тот факт, что президент США, оказывается, не мог своей властью подарить зарубежному партнеру что угодно, а вынужден был просить денег у бизнесменов - сторонников Республиканской партии.
Недолго музыка играла
Кульминация разрядки пришлась на 1975 год, когда произошел совместный полет "Союза" и
"Аполлона" и был подписан Заключительный акт Общеевропейского совещания в Хельсинки. После этого она начала медленно сходить на нет.
По обе стороны Атлантики у разрядки были влиятельные оппоненты, утверждавшие, что любое заигрывание с противником к добру не приведет.
После подписания Московского договора между СССР и ФРГ член политбюро и первый секретарь ЦК компартии Украины Петр Шелест записал в дневнике: "В "Литературной газете" появился снимок: Брежнев, Брандт и его супруга стоят под руку, улыбаются. Кому это нужно, неужели мы такие друзья-приятели, чтобы это так рекламировать в нашей печати?"
Когда накануне XXV съезда КПСС в начале 1976 года советники Брежнева писали для него в Завидово отчетный доклад, он неожиданно заговорил с ними о разрядке: "Не всем эта линия нравится. Не все согласны".
Помощник генерального Александров-Агентов попытался утешить шефа: мол, в СССР живут 250 миллионов человек, всегда кто-то чем-то будет недоволен. Брежнев отмахнулся: "Не крути, Андрюша. Ты знаешь, о чем я говорю. Несогласные не там где-то среди двухсот пятидесяти миллионов, а в Кремле!"
Советские военные и слышать не хотели о каком-либо контроле над вооружениями. Бывший буденовец и сослуживец Брежнева по 18-й армии министр обороны Андрей Гречко на заседании политбюро полушутя-полусерьезно заявил: "Если Семенов [заместитель министра иностранных дел] намерен о чем-то договориться, то пусть сам решит, где ему сидеть - на Лубянке или на гауптвахте Московского военного округа".
Американские генералы и адмиралы были настроены примерно так же, но не имели такой колоссальной власти. Их советские коллеги вообще отказывались раскрывать мидовцам параметры вооружений, о которых те вели переговоры, и дипломаты регулярно оказывались в дурацком положении, узнавая эти данные от американцев, получавших их со спутников. Надавить на военных мог только лично генеральный секретарь.
С новой силой разгорелся спор о правах человека, особенно о гуманитарной "третьей корзине" Хельсинкского заключительного акта, положения которой советские власти и не думали всерьез выполнять.
Прочитав проект документа, часть членов политбюро заявили, что подписывать такое нельзя. Громыко, знавший, как хотелось Брежневу поехать в Хельсинки, нашел "соломоново решение": "Ничего, мы в своем доме хозяева, будем делать только то, что сочтем нужным".
Во второй половине 1970-х годов здоровье Брежнева резко ухудшилось. Руководство внешней политикой взяла в свои руки консервативная "тройка": Устинов-Андропов-Громыко.
"Леонид Ильич тяжело переживал гибель разрядки - своего любимого детища, но поделать уже ничего не мог", - вспоминал бывший заместитель отдела международной информации ЦК КПСС Валентин Фалин.
Но главным яблоком раздора стал "третий мир".
Еще на XXIV съезде КПСС была сделана оговорка: разрядка не распространяется на "поддержку СССР национально-освободительной и социально-освободительной борьбы народов". Одновременно любые попытки остановить расползание коммунизма объявлялись "происками врагов мира и разрядки".
Фактически, разрядка в советском понимании означала, что Запад должен смириться со своей исторической обреченностью и радоваться тому, что это, по крайней мере, произойдет не сразу.
Еще в 1959 году, незадолго до своей смерти, Джон Фостер Даллес сказал: "Они имеют в виду, что восстание против некоммунистического правительства - дело правое, и его следует поддерживать, а восстание против коммунистического правительства - дело всегда неправое, и его следует подавлять. Таким образом, мирное сосуществование - это мир для коммунистических стран и постоянная борьба и конфликты для некоммунистических стран. Нужно дать понять, что им не удастся получить и то и другое".
СССР оказал военную помощь левым силам в Никарагуа, Сальвадоре, Анголе, Мозамбике и Эфиопии. Сильнейшее впечатление на советское руководство произвел арабский нефтяной бойкот, объявленный Западу в 1973 году. А тут еще революция в самой настоящей западной стране, Португалии, пусть не удавшаяся, но лиха беда начало! И революция в Иране, пускай не просоветская, но явно антиамериканская!
Пропагандисты обкомов и райкомов на закрытых лекциях заговорили о том, что надо день простоять, да ночь продержаться, а там сфера возможностей капиталистического мира необратимо сузится.
В Москве возобладало мнение, что "коммунизм опять так близко, как в девятнадцатом году" и разрядка для СССР - гиря на ногах, а в Вашингтоне - что такая разрядка им ни к чему.
Окончательно добило уже полумертвую разрядку советское вторжение в
Афганистан. Через девять месяцев на президентских выборах в США
победил Рональд Рейган, пообещавший "оставить коммунизм на свалке истории".
Источник: Русская служба Би-би-си