Корреспондент: Сбежавшая из ада. Беженка из КНДР о жизни своих соотечественников

В разгар напряженности на Корейском полуострове Корреспондент отправился в Сеул, где взял северокорейского языка - 38-летнюю Ли Ен-хи, которой удалось бежать из КНДР в Южную Корею. Она рассказала о жизни за железным занавесом и способности своей бывшей родины развязать Третью мировую войну.

Две половинки Корейского полуострова называют единственным в мире разделенным надвое государством. С середины прошлого века опоясанная колючей проволокой и заминированная демаркационная линия шириной в 4 км отделяет одну из самых развитых стран, Южную Корею, от одной из самых отсталых - Северной. Бежать из одной в другую через эту самую охраняемую в мире границу, по две стороны которой рассредоточено более миллиона военных, почти нереально. Проделать это удалось единицам.

Тем не менее каждый год с того света в этот, с Севера на Юг, в основном через Китай, добираются около 2 тыс. северокорейцев, свидетельствуют официальные данные южнокорейского Министерства объединения, созданного с целью потенциального воссоединения двух стран в будущем и решения проблемы северокорейских перебежчиков. Они бегут от голода, нищеты, политических преследований и коммунистической идеологии.

Каждый год с того света в этот, с Севера на Юг, в основном через Китай,добираются около 2 тыс. северокорейцев

 Большинство покидают КНДР через границу с Китаем. В целом счет бежавших из КНДР после разделившей полуостров в 1953 году Корейской войны идет, по разным оценкам, на десятки и даже сотни тысяч человек. Тех, кого ловят на границе, избивают, подвергают допросам и отправляют в лагеря.

Пик предпринятых гражданами Северной Кореи попыток бегства пришелся на 1990-е, когда эту страну, одну из самых зависимых от международной помощи, охватил массовый голод. Тогда же удалось бежать 23-летней Ли Ен-хи. Ее путь из Северной Кореи в Южную занял восемь лет. Ен-хи пришлось бросить ребенка, распрощаться с возможностью когда-нибудь снова увидеть оставшихся в КНДР родных - двух братьев и сестру - и с нуля научиться множеству вещей, обыденных для человека, родившегося в демократическом обществе, и непостижимых - для рожденного в тоталитарном.

Даже спустя полтора десятилетия после бегства с родины кореянка неохотно соглашается на интервью и просит фотографа снимать ее так, чтобы не было видно лица: опасается быть узнанной как бывшими, так и новыми соотечественниками.

- Расскажите о своей жизни в Северной Корее. Что заставило вас бежать?

- Мой дед принадлежал к самому привилегированному слою общества, отец занимал пост в [Коммунистической Трудовой] партии, мы хорошо жили.

Остальная родня жила в Китае. В 1990-х отец поехал в Китай проведать бабушку. По случайности как раз в тот момент в КНР находился с официальным визитом южнокорейский президент Ким Йон Сам. Когда об этом узнали в КНДР, отца уволили с работы.

Благополучию пришел конец. Семья стала голодать. Еду получали, как все, - от государства. Дядя передавал продукты из Китая и предлагал ехать к нему работать. У него была собственная фабрика. Но мои братья служили в армии, решила ехать я. Я училась в медицинском университете в Хамхыне [втором по величине городе КНДР]. Не думала, что уезжаю навсегда.

- То есть уехать вас вынудили материальные причины?

- В первую очередь материальные.

- Но в принципе северокорейцы понимают, что в других странах живут иначе?

- Они знают. Но эти люди голодают. Их жизнь - это постоянный голод. Годами. Изо дня в день они думают об одном - что поесть. Им не до того, чтобы думать о том, что режим ошибается. Им говорят, что их лидер - великий, и они просто повторяют это, не задумываясь. Эти люди не готовы к протестам. Люди, которые голодают, хотят одного - просто выжить.

Даже мои братья, когда я звоню им, твердят: “Да здравствует лидер!” Они выросли с уверенностью, что он лучший. Им вложили это в голову. Их невозможно переубедить. Государство держит их в узде едой. Люди голодают, а в праздники - дни рождения Ким Чен Ира и Ким Ир Сена - каждому выдают небольшую порцию свинины, печенье, килограмм риса, новую одежду. Систeма построена так, что эти дни автоматически ассоциируются с ощущением счастья. Люди получают эти подарки, машут цветами, танцуют. Они автоматически воспринимают все так, будто они счастливы благодаря лидерам. Я сама в детстве всегда ждала этих праздников - не Нового года. В году их было всего два.

С самого момента рождения ты - часть системы. Детсад - это часть партии. Школа - тоже. Подрастая, некоторые становятся партийными лидерами, остальные - рядовыми членами. Ты не выбираешь, хочешь ты быть членом партии или нет.

- Вы помните смерть Ким Ир Сена?

- Конечно. В 1994 году. Я тогда еще служила в армии. В семь утра нас всех подняли, и в стране был объявлен десятидневный траур. Все должны были сидеть у портретов Ким Ир Сена и скорбеть. Не разрешали ничего делать. Еды не давали. Многие умерли с голоду. Нас [солдат] хоть кормили, а остальных - нет.

Но люди же не могут десять дней плакать. Многие сидели и притворялись. В те дни за всеми просто наблюдали. А после тех, кто не скорбел или улыбнулся, вызывали и наказывали.

- На что живут корейцы?

- В КНДР практически не получают зарплаты. Почти все, что зарабатывают даже в небольшом бизнесе вроде мелкой торговли, отдают государству. Я сейчас посылаю деньги дяде в Китай, а он пересылает моим братьям и сестре. Но государство забирает себе две трети этих переводов. Денег им всегда не хватает. Из-за того что я, а потом отец, бежали в Южную Корею, на них давят. За ними следят, выясняют, откуда они берут еду, им запрещено заниматься бизнесом. Если они с кем-то говорят на улице, их собеседника допрашивают, о чем был разговор. Почти все заработанное они отдают государству.

- Как вам удалось выбраться из КНДР?

- В декабре 1997-го мы с матерью перешли границу с Китаем пешком. До того времени это было несложно, мать часто отправлялась туда за продуктами. Но как раз в тот момент КНДР решила закрыть границу и договорилась с КНР, что за поимку ее сбежавших граждан китайцам будут платить вознаграждение - 5 тыс. юаней. Чтобы заработать 2 тыс.юаней, нужно было год работать на ферме, поэтому китайцы старались ловить беженцев.

Шли по звездам, без проводника, - он не пришел: может, поймали. Спустились к реке. Она была покрыта льдом. Бежали по льду, местами ноги проваливались в воду. Мать сказала: даже если одну убьют, вторая должна добежать.

В Китае спрятались на ферме в свинарнике. Утром пришел фермер. Мы упали перед ним на колени и умоляли дать позвонить дяде. Он ответил: “Отдашь дочку, дам”. Мать притворилась, что согласна. Через три дня приехал дядя, заплатил ему 5 тыс. юаней и забрал нас обеих.

- Вы остались в Китае?

- Я работала на фабрике, а мать через четыре месяца с деньгами уехала назад. Но ее поймали северокорейские пограничники и забрали все - 10 тыс. юаней, за них можно было жить три года. Мать собирались отправить в лагерь, но она понимала, что там ей конец, и сбежала. Закопалась в снег и два дня пряталась там. Потом пешком дошла домой.

Семья осталась снова без денег. Мать за долгое отсутствие исключили из партии. Чтобы реабилитироваться, она решила жить “по правилам” - ради детей, и больше никогда не ездила в Китай. Два года назад она умерла. Но перед этим, в 2003-м, заставила бежать отца.

- Как вы оказались в Южной Корее?

- Я прожила в Китае восемь лет. На дядину фабрику постоянно приходила полиция - наверное, кто-то донес, что там кореец. Дядя боялся и требовал, чтобы я вышла замуж. Я вышла за китайца корейского происхождения. У нас родился ребенок. Но когда он подрос и начал спрашивать, почему я не знаю китайского, когда он стал стыдиться меня, я решила ехать в Южную Корею. Пообещала, что получу гражданство и вернусь за ним.

Чтобы попасть в посольство Южной Кореи в Пекине, купила поддельный паспорт. Туда можно только так пройти. Иногда северокорейские беженцы пытаются просто прорваться через охранников-китайцев у входа, но их ловят и выдворяют в КНДР. Я провела в посольстве восемь месяцев, а в 2005-м приехала в Южную Корею. Сейчас сыну 13, но у меня тут в Сеуле теперь другой муж и дети. Такая жизнь.

- Кем вы работаете сейчас?

- Не могу сказать. Могу сказать только, что это государственная организация.

- Сложно было адаптироваться к новой жизни?

- Очень. Долгое время единственным, с кем я общалась, был инспектор социальной службы. Потом начала работать. Здесь есть программа помощи беженцам. Полгода они получают помощь от государства. Но почти все обременены долгами перед посредниками, помогавшими бежать, почти вся помощь уходит на это.

Кроме того, найти работу в Южной Корее очень непросто - тут очень конкурентная среда. А у многих семьи остаются в КНДР, приходится помогать им деньгами, помогать бежать. Все это ложится на плечи одного человека.

Мне повезло больше, чем остальным. Я вышла замуж. Мой муж - директор пекарской школы. Он помогал во всем. Я получила диплом пекаря. Ночью училась, днем работала в булочной. К тому же я приехала здоровой: многие добираются в Сеул покалеченными, ведь часто бежать удается не с первой попытки - ловят.

В первое время самое тяжелое - наличие выбора. В КНДР тебе дают столько еды, сколько считают нужным. Государство за тебя решает, что тебе делать, сколько есть, спать, ходить в туалет. К этому привыкаешь с детства. А в Южной Корее масса альтернатив - что делать, куда идти, что купить, что есть, где работать. И впервые в жизни приходится выбирать самому. Это стресс.

Тех, кого при побеге избивали или насиловали, преследуют ночью кошмары. Поговорить не с кем. Многие впадают в депрессию. Некоторые кончают жизнь самоубийством. Только через три-пять лет беженцы начинают вести себя подобно южнокорейцам. И лишь 70-80 % это удается.

- Вы служили в армии в КНДР. Это обязанность всех корейских женщин?

- Когда я жила там, женщин отбирали. По росту и физическим данным. Даже по лицу. Еще проверяли, чтобы не было родственников в Южной Корее. То есть не все могли пойти служить. Считалось, что это престижно. Меня, благодаря положению семьи, взяли в военно-морской флот. Сейчас, насколько я знаю, отслужить обязаны почти все женщины - пять лет. Мужчины - 13.

- Вы верите в возможность объединения двух Корей?

- После смерти Ким Ир Сена я, как и многие, думала, что эта перспектива стала ближе. Но этого не произошло. Теперь я понимаю, что если это и случится, то нескоро.

Но я сегодня мечтаю не о том, чтобы встретиться с родными, а о том, чтобы у них там был кусок хлеба. Если я не передам его, они будут голодать.

При этом я не могу уговорить их бежать за границу. Им невозможно объяснить, что они живут ненормально. Моя родня в КНДР не понимает, что режим не прав. Когда я пытаюсь объяснить, они не слушают. Они думают о выживании. Главное - выжить. У тех, кто живет в КНДР, нет надежды, нет цели. Я думаю, изнутри поменять эту систему и разрушить режим невозможно.

- Ваша семья отказывается бежать?

- Да. Я однажды готовила побег. Давала деньги, договорилась с посредником, назначила дату - но они не захотели. Это трудно понять.

 Знаете, некоторые даже силой заставляют своих родных бежать. Хотя такие люди всегда будут недовольны, всегда будут жаловаться. Я видела таких - они хотят назад.

- КНДР сегодня угрожает запуском ракет и войной. Насколько реальна эта угроза?

- Понимаете, голодным людям говорят, что они голодают из-за США. И они настолько голодны, что просто жаждут войны: они думают, что с помощью оружия вернут себе счастье и благополучие. Когда Южная Корея и США проводят какие-то учения, то власти КНДР специально нагнетают обстановку, провоцируют в корейцах агрессию. Реальная же способность КНДР развернуть войну невелика: они плохо вооружены, а солдаты - голодные.

Хотя сегодня с их новым лидером [Ким Чен Ыном] предсказать наверняка, что случится, нельзя. Мы не знаем, что он достанет из рукава в следующий момент.

- Как человек, служивший в северокорейской армии, можете сказать, насколько она способна воевать?

- Силы Южной и Северной Кореи несравнимы. Даже в армии, где солдаты питаются лучше, чем все гражданские, можно утром проснуться и обнаружить рядом с собой умершего от голода сослуживца.

Простой пример: когда военных отправляют на двухнедельные учения, им дают паек на неделю. А на вторую неделю пайки не привозят. Солдаты ходят и едят траву, коренья ищут. Из-за недоедания северокорейцы, кстати, очень низкие. Я видела беженца ростом 142 см. Эта армия не сможет воевать.

***

Этот материал опубликован в №19 журнала Корреспондент от 17 мая 2013 года. Перепечатка публикаций журнала Корреспондент в полном объеме запрещена. С правилами использования материалов журнала Корреспондент,опубликованных на сайте Корреспондент.net, можно ознакомиться здесь.