Дети обедневших дворян во второй половине XIX в. промышляли мошенничеством и мелкими аферами в банде Червонных валетов.
В начале февраля 1877 года в Московском окружном суде начался громкий процесс, пишет Дмитрий Громов в №24 журнала Корреспондент от 19 июня 2015 года. На скамье подсудимых 48 человек, 36 из них – дворяне и люди других высших сословий, некоторые довольно известные. Например, писатель и журналист, князь Всеволод Долгоруков, купец и фотограф, потомственный почётный гражданин Москвы Алексей Мазурин, коллежский советник и профессор истории, родственник писателя Фёдора Достоевского Александр Неофитов.
Группа из почти полусотни человек проходила по факту 56 преступлений - в основном мошенничество и подлог, - совершённых в период 1867-1875 годов. Следствие шло долгие шесть лет, накопив к финалу 60 томов.
Преступное сообщество, чей состав в разное время менялся, газетчики окрестили Клубом Червонных валетов - по названию одной из книг популярного в XIXвеке уголовно-авантюрного цикла мошеннике Рокамболе французского писателя Пьерыа Алексиса Понсон дю Террая.
Молодые прожигатели жизни, отпрыски разорившихся дворянских династий в поисках средств для сладкой жизни налаживали связи с такими же, как они, охочими до развлечений легкомысленными богатеями, а затем обманом обирали их, подделывали банковские билеты, совершали экономические аферы. В основном мошенники фабриковали не обеспеченные ничем векселя, оплачивали ими ценные товары, а порой и мелкую недвижимость, затем быстро реализовывая их за половину, а то и треть цены.
Причинённый Валетами ущерб, размер которого удалось установить следствию, составил 280 тыс. руб. Сумма по тем временам немаленькая, хотя и не слишком большая в сравнении с состояниями тогдашних крупных помещиков. Тем не менее она была лишь вершиной айсберга. Значительные суммы долго не задерживались в руках Валетов – они транжирили их на гостиницы, рестораны, женщин и вино.
Вместе с тем благодаря громкому суду и усилиям журналистов вокруг Червонных валетов возник романтический флёр. В частности, к этому приложил перо и знаменитый бытописатель Москвы Владимир Гиляровский.
Мошенники с родословной были характерным явлением того времени. Многие молодые отпрыски помещичьих династий остались без наследства. Однако они с детства воспитывались в роскоши, а желанием идти на службу не горели
Впрочем, мошенники с родословной были характерным явлением того времени. Когда с середины XIXвека крепостное право в Российской империи стало экономически деградировать, а дворянские роды разоряться, многие молодые отпрыски помещичьих династий остались без наследства. Однако они с детства воспитывались в роскоши, а желанием идти на службу не горели. Именно такие люди и составили костяк Клуба Червонных валетов.
Обмытые деньги
До 1871 года Червонные валеты не были организованной группой – они совершали мелкие аферы каждый сам по себе в разных городах, но уже тогда в них было много общего, что скоро их и сблизило.
Молодому столичному купцу Клавдию Еремееву летом 1871-го после смерти отца досталось более 150 тыс. руб. наследства. Эта сумма буквально свела с ума юношу, и без того подверженного слабостям, в частности пристрастию к алкоголю. Бросив дом и молодую супругу, Еремеев пустился во все тяжкие, соря по московским кабакам деньгами. Там-то его и приметили охотники до наживы - дворяне Иван Давидовский, Владимир Ануфриев и Александр Протопопов, а также коллежский регистратор Павел Шпейер и губернский секретарь Дмитрий Массари.
Эта компания обитала и гуляла в фешенебельном районе меблированных доходных домов на Тверской. Где-то там тогдашний костяк Червонных валетов и затянул в свою орбиту с помощью рюмки легкомысленного магната. В круговороте беспробудного разгула при «содействии» новых приятелей Еремеев начал быстро проматывать своё состояние. В пьяном тумане, а то и в беспамятстве он в качестве расплаты за кутёж навыдавал мошенникам долговых расписок на сумму около 60 тыс. руб.
Векселя Еремеева, выгодно проданные Валетами, разошлись по всей Москве. При этом аферисты продолжали поддерживать купца в состоянии «туловища», пока тот не достиг белой горячки. Когда во время похождений Еремеев попадал в полицию, мошенники «участливо» освобождали его под залог, но лишь для продолжения банкета с векселями.
К своей махинации они привлекли нотариуса Алексея Подковщикова, у которого обычно обслуживался Еремеев. Тот заверял расписки и другие бумаги заведомо сильно пьяного, а потому неадекватного купца. Лишь благодаря вмешательству супруги Еремеева аферисты оставили её мужа в покое, однако полиции не удалось собрать достаточно улик против преступников. Еремеев был разорён и вскоре умер.
Между тем Валеты лишь начинали входить во вкус.
«Ещё далеко не все они были между собой хорошо знакомы, но уже были друг с другом связаны одним общим положением - безденежьем с одной стороны и разгульными эпикурейскими вкусами с другой», - отмечал в обвинительной речи на процессе товарищ прокурора Николай Муравьёв, 27-летний юрист, впоследствии дослужившийся до министра юстиции Российской империи.
Жирная приманка
Валетам жилось весело и беззаботно, но, чтобы поддерживать оргии и кутежи, требовалось постоянно добывать деньги, и делать это совместно было гораздо удобнее. В общий преступный промысел каждый вносил свою лепту по мере сил и умения – кто проявлял артистические способности, кто юридические познания, кто пользовался высоким званием.
Так, Долгоруков выдавал себя за весьма богатого человека, владеющего крупными имениями. Для пущего лоску в своих московских апартаментах он содержал карлика, одетого в красную ливрею. Порой аферист представлялся племянником московского генерал-губернатора Владимира Долгорукова.
При помощи трёх подельников, попеременно изображавших его управляющих, Долгоруков брал ссуды, выдавая ничем не подкреплённые векселя, присваивал недвижимость под видом покупки в кредит. Общаясь с партнерами по сделкам, мошенник использовал для солидности печатные бланки с различными шапками в стиле Главная контора князя Всеволода Алексеевича Долгорукова. На них велась деловая переписка и писались фиктивные депеши Долгорукову от «менеджеров» его несуществующей конторы.
К этому трюку прибегал далеко не один Долгоруков. Сняв дорогие апартаменты в столице, член Клуба валетов входил в роль барина - носил дорогие костюмы, давал щедрые чаевые и заказывал дорогие блюда и вина в ресторанах. Подельники в это время изображали свиту – приходили к нему на доклад в отель, слали деловые записки, словом, создавали иллюзию бурной деловой жизни.
Как-то в компанию попал новый участник - также дворянин Протопопов. Накануне из-за общего расстройства дел помещик продал свои два крупных имения в Орловской и Тульской губерниях, оставил службу в Тульском окружном суде и отправился в Москву.
В номерах на Тверской, где он остановился, Протопопов познакомился с Давидовским и Массари, которые, узнав о его крайне нестабильном положении, предложили ему участие в аферах в качестве подсадного барина. Протопопов в Москве человек новый, и его будет легко выдать за магната, который приехал в столицу продать или заложить свое имущество, рассуждал Давидовский.
При пассивном участии слабохарактерного Протопопова мошенники повсюду рассказывали, что у него есть винокуренный завод в Тульской, а также имение и конезавод в Тамбовской губерниях. Легенда подтверждалась сфабрикованными документами на это имущество, с помощью которых Давидовский делал займы, заставляя Протопопова выдавать безденежные векселя и после их обналичивая.
Так, одному купцу он продал два векселя на 4 тыс. руб. каждый за 800 руб., а также торговал спиртом с винокуренного завода Протопопова, который на самом деле принадлежал совсем другим лицам. Новый пассивный игрок Клуба служил хорошей приманкой для ростовщиков и прочих людей, желающих нажиться на выдаче денег в долг.
Книга почтой
В конце августа 1874 года из Нижнего Новгорода в Смоленск отправились два места товара с готовым бельем на сумму 950 руб. и из Нижнего в Санкт-Петербург – два контейнера пушного товара на сумму 830 руб. Поскольку за товаром никто не явился, почтовая служба вскрыла посылки. В них обнаружилось вместо белья 11, а вместо мехов -10 пустых запертых деревянных сундуков, вложенных один в другой и прибитых друг к другу нижними досками. Спустя несколько дней фокус с мнимой пушниной и пустыми сундуками повторился, но уже на сумму 2.350 руб.
Отправителями товара во всех трёх случаях были Червонные валеты. Они же получили при отправке от почтового и страхового оператора – Российского общества морского, речного, сухопутного страхования и транспортирования кладей – квитанции, а также подтоварные расписки на гербовой бумаге. В то время эти документы имели значение векселей, которые охотно принимали в залог многие люди и учреждения, занимавшиеся выдачей ссуд.
Так, ставший к тому времени активным членом Клуба Протопопов заложил квитанцию на сумму 950 руб. сыну купца Султан-Шаха за 600 руб., а самую дорогую, на 2 тыс., отдал практически за бесценок, за 280 руб., купцу Александру Смирнову. Третью, на 830 руб., Массари вручил в качестве залога при покупке в Нижнем Новгороде у астраханского купца Ивана Федорова 200 тыс. штук сельдей по 17,5 руб. за 1 тыс.
Подобную аферу Протопопов и Массари провернули совместно с «деловыми партнерами» из Киева, в частности неким евреем Цетлиным, которого следствию так и не удалось разыскать. Цетлин оказался ещё большим шутником, чем его московские коллеги. От своего имени он отправил из Москвы в Витебск под видом галантерейного товара на сумму 274 руб. контейнер, в котором при вскрытии обнаружили лишь обрезки сукна, бумаги и рогожи.
А из Петербурга в Нижний и Витебск дошли ящики с ценным товаром на сумму 3.775 руб., однако вместо него внутри оказались аккуратно сложенные 4 тыс. экземпляров брошюры Воспоминание об императрице Екатерине II по случаю открытия ей памятника общей стоимостью 8,5 руб.
Стрелять так стрелять
Протопопов, вошедший в роль богатого помещика, со временем сам стал генерировать идеи. Он дал в Ведомостях московской городской полиции объявление о вакансии конторщика на уже выдуманный для него винокуренный завод. При этом, чтобы получить должность, требовалось внести залог 400 руб. Это была распространённая практика найма на должности, связанные с большой материальной ответственностью.
Собрав побольше таких залогов, Валеты некоторое время кормили кандидатов на должность «завтраками» - мол, что скоро нового сотрудника отправят к месту работы, - однако спустя какое-то время исчезли с собранными деньгами.
Аферу с разыгрыванием образа богача мошенники эксплуатировали в самых разных вариациях. Так, Долгоруков однажды признался своему новому, пока ни о чём не подозревающему молодому знакомому Николаю Адамчевскому, что он женится на богатой купчихе, и послал его в московский магазин мехов Белкина, чтобы купить в кредит нескольких дорогих вещей.
Адамчевский, не торгуясь, взял две шубки на 300 руб., попросив отправить их князю Долгорукову, племяннику московского генерал-губернатора. Приказчик доставил товар в богатый дом на Страстном бульваре. Вышедший к нему Долгоруков, даже не глядя на вещи, подписал представленный счёт и не терпящим возражений тоном заявил, что оплатит его через два дня.
Через два дня в доме на Страстном бульваре Белкину и его приказчику сообщили, что Долгоруков съехал, а в полиции, куда они обратились с заявлением, - что обманувший их клиент вовсе не племянник генерал-губернатора, а член разыскиваемой мошеннической шайки.
Похожую махинацию, но уже с покупкой оружия Валеты осуществили в Санкт-Петербурге. В оружейный магазин Дриссена вошёл неизвестный, представившись управляющим князя Долгорукова, имеющего свой дом на Английской набережной, который он желает украсить дорогим оружием. Когда Дриссен лично доставил Долгорукову товар на сумму 1.250 руб., князь произвел на него впечатление богатого человека.
Князь вальяжно вернул продавцу одно ружьё стоимостью 200 руб. как не подошедшее, вышел в соседнюю комнату и там громко спросил у кого-то, прислали ли ему из поместья 4 тыс. руб. Получив такой же внятный ответ, что деньги прибудут на днях, мошенник вернулся к Дриссену и самоуверенно заявил ему, что оружие оставит у себя, а расплатится вскоре. Тот, не подозревая обмана, согласился. Оружие постигла та же судьба, что и меха.
Среда заела
За время своей деятельности многие Червонные валеты, например Долгоруков, а также дворяне Аркадий Верещагин и Леонид Плеханов, попадали в тюрьму, затем выходили из неё, к группе присоединялись новые участники. К слову, аферисты не прекращали криминальную деятельность, даже попав в Бутырку. В её стенах они поставили на поток переделку и подделку банковых билетов, которые затем переправляли на волю для сбыта.
Валеты в разных формах продолжали существование до тех пор, пока на их разрозненные уголовные дела не обратил внимание высокопоставленный однофамилец Долгорукова, чью фамилию он использовал, - московский генерал-губернатор. Тот пропесочил столичного обер-полицмейстера Николая Арапова и велел немедленно «закрыть» всю шайку.
Сыщики стали усердно рыть землю, спешно доводить до ума незаконченные дела, привлекать все новых свидетелей – их число достигло 300. Массу эпизодов, расследованных на протяжении нескольких лет, следствие объединило в одно крупное дело.
По мнению экспертов как того, так и нынешнего времени, Червонные валеты, вопреки легенде, не представляли собой классического организованного преступного сообщества. То есть не имели общности интересов, планов, единого руководства, «общака»
По мнению экспертов как того, так и нынешнего времени, Червонные валеты, вопреки легенде, не представляли собой классического организованного преступного сообщества. То есть не имели общности интересов, планов, единого руководства, «общака». Связь между аферистами, конечно, была, но только как обычное знакомство.
Вероятно, поэтому адвокаты подсудимых делали упор на то, что вину каждого члена мнимой банды надо оценивать отдельно от других и судить разными судами. Знаменитый адвокат Федор Плевако, выступавший защитником Мазурина, даже смог добиться оправдания для своего подзащитного.
«Он — лакомая жертва в руках тех, кто, подобно древней распущенной римской черни, за хлеб и наслажденье поступаются всеми правами и обязанностями, поступаются тем легче, чем они приносят в жертву не свои, а чужие права, не свои, а чужие карманы», - сказал адвокат на суде.
Неоднозначную характеристику участникам группы давал и обвинитель Муравьёв. По его мнению, многие из них были втянуты в преступную деятельность, как Мазурин.
«В нём, как мне кажется, неудержимо говорит искреннее сокрушение о том, что несчастно сложившиеся обстоятельства и собственная его неосторожность вовлекли его в несвойственную ему среду», - отмечал Муравьев.
Вместе с тем по отношению к Долгорукову обвинение было непреклонно. Ключ к формированию в нём преступной натуры Муравьёв нашел в биографии князя. Получив довольно поверхностное образование, послужив юнкером во флоте, Долгоруков вышел в отставку. Неимение средств заставило его думать о поиске каких-нибудь занятий, и он посвятил себя в конце 1860-х мелкому литературному труду.
Нравственное состояние Долгорукова и окружающая его обстановка, по мнению Муравьёва, хорошо описывает фраза из письма князя: «Чувствую, как всё более и более окружающая среда начинает давить меня, чувствую, как всё более и более слабеют мои лучшие помыслы».
Дворянские поколения, предшествовавшие появлению таких персонажей, как Долгоруков, жили весело и на широкую ногу. Если они и шли на службу, то из соображений честолюбия, а не дохода, который они получали из своих поместий
Действительно, дворянские поколения, предшествовавшие появлению таких персонажей, как Долгоруков, жили весело и на широкую ногу, не стесняясь в расходах и не думая о будущем. Если они и шли на службу, то из соображений честолюбия, а не дохода, который они получали из своих поместий. К тому же они всегда могли рассчитывать на хорошее наследство и выгодную женитьбу на невестах своего круга и не испытывать материальных затруднений в течение всей жизни.
Другое дело их потомки, чья молодость пришлась на середину и вторую половину викторианского века. Кормившая их система помещичьего землевладения стала разваливаться из-за экономической неэффективности и отмены крепостного права, началось повальное разорение имений, которые шли с молотка. Имущество распродавалось, а дворяне вынуждены были идти служить уже не ради славы, а ради куска хлеба.
Однако многие не желали трудиться или не умели заработать на тот роскошный образ жизни, к которому привыкли, и избавиться от привычки мотовства. Они и становились такими «червонными валетами», как знаменитая московская шайка.
Несмотря на громкий процесс, 19 из 48 обвиняемых оправдали, а из признанных виновными ни один не попал на каторгу. Часть из них были сосланы в Сибирь без права до конца жизни возвращаться в западную часть империи.
***
Этот материал опубликован в №24 журнала Корреспондент от 19 июня 2015 года. Перепечатка публикаций журнала Корреспондент в полном объеме запрещена. С правилами использования материалов журнала Корреспондент, опубликованных на сайте Корреспондент.net, можно ознакомиться здесь.