Руководитель Института сердца Борис Тодуров дал интервью журналу Корреспондент.
В нем он рассказал, как провел первую в Украине операцию по пересадке механического сердца, о ситуации с трансплантологией и как он видит реформы в медицине, пишет Елена Марченко в №30 издания от 12 августа 2016 года.
— Борис Михайлович, расскажите, пожалуйста, об искусственном сердце. Заменяет ли оно настоящее?
— Многие думают, что во время операции мы удаляем настоящее сердце и заменяем его искусственным, но это не так. Больное сердце у пациента остается на месте, а мы устанавливаем небольшую турбину к левому желудочку, которая выполняет часть функций сердца — забирает кровь из сердца и подает ее в аорту. Таким образом, кровь перекачивается уже не сердцем, а турбинкой. В Европе пациенты получают такое механическое сердце бесплатно и ждут, пока найдется донор. В среднем с искусственным сердцем живут 1,5-2 года. Но есть прецеденты, когда люди жили с ним и по 7-8 лет.
— Почему первым обладателем искусственного сердца в Украине стал 41-летний харьковчанин Павел Дорошко?
— У нас есть лист ожидания пациентов, которым нужна пересадка сердца. Сейчас в этом списке более 50 человек. Как показывает практика, жить им осталось не более полугода. И за это время нужно либо найти донора, либо имплантировать механическое сердце. Дорошко был первым в этом списке, если бы мы не сделали ему операцию, он умер бы в ближайшие недели.
— Вы оперировали сами?
— Операцию проводил я. Но кардиохирургия — это всегда командная работа. В операционной вместе со мной работали еще 20 человек. Кстати, перед операцией мы ездили в одну из клиник Германии, чтобы посмотреть, как это делают там. Получили специальный сертификат, прослушали соответствующий курс и сдали экзамены. Без сертификата нам бы никто не позволил оперировать — фирма, которая производит механические сердца, очень дорожит своей репутацией.
— А о какой конкретно компании идет речь?
— Для операции мы использовали механическое сердце немецкой фирмыBerlin Heart(хотя есть и другие производители этого продукта) — его стоимость составила около 120 тыс. евро. Конечно, немаленькая сумма. Но этот механизм работает без поломок и сбоев, так что цена оправдана.
— Кто заплатил за механизм? Сам пациент?
— Нет, у него таких средств не было. Механическое сердце нам дал производитель под мое честное слово. Теперь благотворительный фонд Сердце на ладони собирает деньги, чтобы отдать компании долг. Отмечу: подобная операция была проведена в Украине впервые. Надеюсь, что в будущем у нас появится государственная программа для тяжелобольных людей и механические сердца будет закупать государство.
— Все-таки механическое сердце дает лишь отсрочку: рано или поздно пациенту понадобится настоящее донорское сердце. Получит ли его Дорошко?
— К сожалению, пока гарантий этого никто дать не может. Ведь мы до сих пор пользуемся законом от 1999 года, в котором написано, что взять донорский орган у умершего можно лишь с согласия его родственников. А близкие, как правило, выступают против донорства. Так что вопрос остается открытым.
Я считаю очень показательным опыт Беларуси. Там существует презумпция согласия, то есть я могу быть донором органов по умолчанию. А если я не согласен, то заранее (при жизни) вношу свои данные в реестр несогласных. Вот и все.
Белорусы за последние годы в 40 раз увеличили количество операций по трансплантации. Что характерно — никаких криминальных скандалов нет
Белорусы за последние годы в 40 раз увеличили количество операций по трансплантации. Что характерно — никаких криминальных скандалов нет.
Еще один позитивный эффект в Беларуси — у них исчезли очереди на диализ. Тысячи людей, которые страдали почечной недостаточностью и находились на искусственной почке, вернулись к полноценной жизни, стали налогоплательщиками. Гемодиализные центры закрылись, стала ненужной закупка дорогого оборудования и расходных материалов для этих центров.
По статистике, у нас в листе ожидания пребывают люди в возрасте до 40-50 лет — государство вынуждено их содержать, платить пенсию, закупать препараты и аппараты. Только на диализе при принятии соответствующего закона можно было бы сэкономить миллионы долларов.
Четыре моих пациента в прошлом году поехали в Беларусь, где им всем удачно пересадили сердца. Заплатили по $ 150-250 тыс. И не из собственного кармана — у людей таких денег нет
Четыре моих пациента в прошлом году поехали в Беларусь, где им всем удачно пересадили сердца. Заплатили по $ 150-250 тыс. И не из собственного кармана — у людей таких денег нет. А из государственного бюджета. Почему это все нельзя делать у нас и экономить огромные деньги?
Просто не каждый сейчас помнит, что мы с вами налогоплательщики и госбюджет формируется за наш счет.
— Уже 2,5 года новый закон о трансплантологии находится в режиме ожидания. Почему?
— Разве только этот закон в режиме ожидания? У нас много хороших и правильных инициатив в режиме ожидания. Все потому, что в стране нет стабильности, нет согласованных действий в Верховной Раде, в правительстве. Меняются специалисты, меняется правительство, меняется министр в Минздраве. А единой команды, которая что-то бы продвигала, — нет.
Мы, трансплантологи и кардиохирурги, подготовили закон и сейчас встречаемся со всеми фракциями — рассказываем, объясняем, говорим, что это нужно стране и людям. И нужно это не для нас — у нас своей работы хватает. А для пациентов.
Трансплантология — очень тяжелый хлеб. Кардиохирургу проще сделать 100 операций на открытом сердце, чем провести одну трансплантацию. После обычной операции больные выписываются через неделю и минимум несколько лет чувствуют себя хорошо. А после трансплантации у меня появляется настоящая головная боль — пациенту нужен специальный режим реабилитации, подбор иммунодепрессантов, контроль отторжения. Это многолетний труд. И решаются на него лишь энтузиасты, которые любят свою работу. Поэтому и трансплантологов у нас можно пересчитать по пальцам.
— Если примут закон о трансплантологии, где Украине взять специалистов?
— Мы подготовим специалистов. Просто сейчас их не на чем готовить — нет достаточного количества операций. Мы сегодня делаем единичные трансплантации. За последние семь лет в Украине не было ни одной пересадки сердца. Поэтому нет даже таких операций, чтобы продемонстрировать будущему специалисту, что и как делается.
Хорошему кардиохирургу хватит месяца или двух стажировок за рубежом, чтобы заниматься трансплантологией
Вообще, хорошему кардиохирургу хватит месяца или двух стажировок за рубежом, чтобы заниматься трансплантологией. Свою первую операцию по пересадке сердца я провел после трехмесячной стажировки в Германии — и все нормально.
— Расскажите о своих пациентах, которым повезло и которым вы все-таки пересадили сердца в Украине?
— Мой первый пациент с пересаженным сердцем — Эдуард Соколов живет в Харькове. После операции прошло уже 13 лет. Мы часто с ним переписываемся в Фейсбуке. Во время пересадки ему было где-то около 40 лет. Я рад, что он воспитал дочь, был все это время мужем, папой, прожил полноценную семейную жизнь. Мне кажется, это очень гуманно, дать человеку, которому осталось пару месяцев, возможность прожить еще 13 или 15 лет. А есть случаи, когда с донорским сердцем люди живут и 25 лет.
Еще один мой пациент Сергей Маценко живет в Кобеляках на Полтавщине. После пересадки прошло уже 10 лет. Кстати, на Западе распространены повторные пересадки сердца: когда одно донорское сердце исчерпывает свои запасы прочности, ставят другое.
— Что чувствуете, когда видите открытое человеческое сердце?
— Огромную ответственность. За дверями операционной всегда стоят родственники больного, которые ждут результата операции. Когда грудная клетка человека открыта и ты видишь сердце, времени, чтобы подумать о том, что там внутри у пациента, чем он жил, ради чего стучит это сердце, — почти нет. У остальных хирургов есть, а у нас нет. Если сердце уже остановлено, у нас есть около 40 минут, чтобы сделать все. Здесь главное держать себя в руках и не паниковать, не суетиться.
Иногда, когда останавливаешь сердце, а затем запускаешь его, чувствуешь огромное удовольствие от хорошо сделанной работы. И возникает ощущение, что твое сердце тоже запускается одновременно с сердцем пациента. А вообще, операция на сердце — невероятное зрелище.
— Сегодня в Украине не утихают разговоры о реформах в медицине. На ваш взгляд, с чего стоило бы начать?
— Медицина — это очень тонкий инструмент, который можно нарисовать в форме треугольника. На нижнем уровне находятся пациенты, а на верхушке этого треугольника — чиновники и власть. А между ними, на передовой, стоят медики, которые на линии обороны и сражаются с болезнями. Чтобы медики могли воевать на передовой, им нужен надежный тыл, то есть государство. И если мы на передовой лечим, спасаем, сохраняем жизнь, то государство должно нас обеспечить нормальными больницами со светом и теплом, медикаментами, оборудованием. Защитить нас юридически и социально.
Я, например, регулярно оперирую людей с гепатитом или ВИЧ-инфицированных, и ни я, ни множество моих коллег не защищены. Привезли человека с травмой, мне нужно срочно делать операцию, анализы еще не готовы, и я не знаю, есть ли у него ВИЧ или нет. Тысячи докторов по всей Украине рискуют своим здоровьем за зарплату в 2-3 тыс. грн. Разве это правильно?
Люди приходят к нам со своей бедой. А не для того, чтобы пригласить на свадьбу или угостить шоколадкой. И раз мы на передовой — будьте любезны дать нам оружие, бронежилеты и патроны, средства аэроразведки и много чего другого.
— Я помню высказывание одного из генералов армии, ставшее уже крылатым: «А броники добудете себе в бою». Давайте сделаем страховую платную медицину в таком случае?
— У нас неправильное представление о страховой медицине. Страховая медицина не значит, что каждый больной должен заплатить за себя наличные деньги. Мы ведь с вами налогоплательщики. Мы получаем зарплату, платим налоги. Из наших налогов нанятые нами чиновники, которых мы взяли специально для того, чтобы они распоряжались нашими деньгами, обязаны выделить определенный процент, который идет на медицину.
В развитых странах эта сумма колеблется от 9% до 12%, иногда 20% из общего бюджета страны. А наши чиновники почему-то решили, что нам с вами достаточно будет 3%
В развитых странах эта сумма колеблется от 9% до 12%, иногда 20% из общего бюджета страны. А наши чиновники почему-то решили, что нам с вами достаточно будет 3%. И наша задача выйти и сказать: ребята, нам мало 3%. Дайте нам 9% или 12%. Потому что у нас накопилась огромная задолженность за 25 лет — и по больницам, и по оборудованию, и по подготовке кадров в медицине, и по амбулаториям, и по транспорту. Мы с вами эксплуатируем наследие Советского Союза. Поэтому давайте выделим на медицину 12%. Ведь наш запас прочности уже давно исчерпан.
Когда я начинал работать, еще не было аппаратов УЗИ, стоимостью 2 млн, не было МРТ, не было гастроскопии, рентгенэндоваскулярных вмешательств, не было робототехники. За эти годы медицина шагнула далеко вперед, что позволило снизить смертность и инвалидизацию на порядок.
В 1987 году в кардиохирургии умирал каждый четвертый пациент, а теперь только 2%. При этом каждая операция стала дороже в десятки раз и с этим нужно считаться
В 1987 году в кардиохирургии умирал каждый четвертый пациент, а теперь только 2%. При этом каждая операция стала дороже в десятки раз и с этим нужно считаться. Это как с телефонами: раньше покупали за 18 руб. красненький стационарный телефон и были рады, сейчас есть аппараты по $ 800 с огромными возможностями, облегчающими нашу жизнь. Также и в медицине. Мы постоянно об этом говорим, но нас не слышат.
— Вам предлагали идти в политику? В МЗ?
— Мне предлагали быть министром, я отказался. Не вижу себя в политике.
— Предложения были при нынешней власти?
— Да, я подумал и отказался — каждый должен заниматься своим делом. У меня нет подготовки — юридической, организационной, чтобы быть администратором такого уровня. Там надо повариться, поработать, понять все тонкости медицины огромной страны.
А мы сегодня нанимаем высокопоставленных менеджеров без всякой подготовки. Я, как налогоплательщик, таких менеджеров не нанимал и не хочу. Александр Квиташвили стал министром — подождите, может быть, он и отличный парень, но он два дня в Украине. Скажите, кому пришла в голову эта идея?
Власти все время пытаются переложить ответственность за целую огромную отрасль на иностранцев. Неужели среди 40 млн украинцев нет нормальных, честных, здравомыслящих людей — профессионалов, способных честно работать? Отдали все закупки международным организациям под 10% от общей суммы расходов. Десятки миллионов долларов налогоплательщиков платим сомнительным организациям за рубеж и расписываемся в полной несостоятельности крупнейшей европейской страны честно провести элементарную закупку медицинских препаратов. За державу обидно.
***
Этот материал опубликован в №30 журнала Корреспондент от 12 августа 2016 года. Перепечатка публикаций журнала Корреспондент в полном объеме запрещена. С правилами использования материалов журнала Корреспондент, опубликованных на сайте Корреспондент.net, можно ознакомиться здесь.