Самый меткий артиллерист, самый опытный пилот, самый храбрый солдат и самый мудрый генерал не сделают ничего, если не будет снарядов к орудиям, топлива и ракет для самолетов, еды, одежды, оружия и патронов для солдат, если не будет возможности добраться до КНП (командно-наблюдательного пункта). Тысячи тонн военных грузов, которые необходимо подать за сотни километров, множество людей, которых нужно довезти из базового лагеря на передовую, с передовой — в госпиталь, с опорника — в штаб, из штаба — обратно. И за каждым таким перемещением — труд водителей. Рев моторов. Грязные руки и воспаленные глаза ремонтников, пишет Александр Шульман в №41 журнала Корреспондент.
Я помню лето 2014 года под Луганском. Одно из самых ярких воспоминаний, помимо чисто военных, — разболтанный, грохочущий всеми железками, досками в бортах, воющий и скрежещущий грузовик. Это был ЗИЛ-131, доставшийся 80-й бригаде от Советской армии. Он мчался по разбитой, пыльной дороге, сквозь дырку в дверце от осколка сквозило, трещины на лобовом стекле мешали смотреть, но машина исправно тянула комплект выстрелов на гаубичную батарею, стоявшую на Веселой горе.
Чтобы арта ударила, не давая поднять головы россиянам и сепарам, чтобы из разбитого в хлам луганского аэропорта вышли десантура и Айдар, нужны были вот эти длинные темно-зеленые ящики, что лежали в кузове грузовика и прыгали на каждой кочке. Где-то в стороне легла, еле слышно хлопнув, мина, потом еще одна. Водитель выругался сквозь зубы и прибавил газу. Я уткнулся головой в каске в стойку кабины и понял, что от меня ничего не зависит. На огневой позиции ящики разгрузили быстро и растащили по ровикам. Через секунды ударили орудия. Раз, другой, третий. Над горизонтом вставал, чернея и наливаясь, столб дыма.
— Ну вот, теперь и перекурить можно, — водитель широко улыбнулся. Из-за пыли на лице было невозможно понять, сколько ему лет, и только по улыбке стало видно — молодой парень.
Без колес и руля
Буквально в первые дни войны стало ясно, что с транспортом в армии дела обстоят скверно, как, впрочем, и со всем остальным. Между тем ездить было нужно и ездить нужно было много. Маневренная война требовала машин: легких — для разведки, для установки пулеметов, для эвакуации раненых, тяжелых — для подвоза личного состава, грузов.
На чем тогда только не ездили! В дело шло буквально все, у чего были колеса, и что могло двигаться.
Сколько машин в те дни было передано бойцам крупными бизнесменами, мелкими предпринимателями, просто людьми, сколько машин было угнано, отобрано, украдено — сейчас невозможно подсчитать даже примерно.
На многих кадрах тех летних дней видны остовы разбитых и сгоревших грузовиков. Это, как правило, грузовые автомобили, бывшие в штате мехбригад и артиллерийских подразделений — бортовые грузовики, тягачи, топливозаправщики, водовозные цистерны, инженерные машины. Парк был, в общем, однообразен. Преимущественно — ЗИЛ-131, Урал-4320, КамАЗы различных модификаций и КрАЗы.
Необходимо учесть, что к лету 2014-го огромное количество автотранспорта было выведено из состава Вооруженных сил стараниями нескольких министров обороны в качестве так называемого «надлишкового майна». Напомню, что в перечень, принятый постановлением Кабмина в августе 2011 года, было включено почти 25 тыс. единиц техники и 87 тыс. наименований имущества на общую сумму около 9 млрд грн в ценах 2011 года, когда «доллар был по восемь».
Продавали все — бортовые грузовики и самосвалы, уазики-джипы и «буханки» (бусы для перевозки раненых), двигатели к ним, броневики БРДМ-2 для переделки в пляжные джипы, а также топливозаправщики. Разумеется, продавалась техника не в самом жутком состоянии, наоборот, та, что еще могла ездить.
Сколько и чего было распродано, украдено и вывезено из страны, сегодня установить сложно, да и, пожалуй, бессмысленно. Виновных уже достать трудно, а взыскать с них деньги — еще сложнее.
В итоге такой деятельности войну пришлось встречать с тем, что было под руками. А было, увы, немного. Некомплект доходил до 80%. Сейчас из фонда избыточного имущества вернули в армию, по словам начальника Центрального автомобильного управления Вооруженных сил Украины генерал-майора Александра Сергия, 3.600 единиц автотранспорта.
А тогда, летом 2014 года, когда машины снимались с хранения, то обнаруживалось, что нужно менять проводку, резинотехнические изделия, шины, нередко оказывалось, что нет ни аккумуляторов, ни даже двигателей. Вспоминает волонтер Олег: «Поднимаешь капот, а там птицы гнездо свили и уже которую смену птенцов вывели».
К счастью для Украины, такой бардак был не везде. Некоторые подразделения ВСУ поддерживали боеготовность на относительно высоком уровне — в частности, можно вспомнить 8-й армейский корпус, которым в свое время командовал нынешний начальник генштаба Виктор Муженко. Входившие в его состав 30-я и 72-я мехбригады, 1-я танковая, 95-я аэромобильная, 27-й полк реактивной артиллерии оказались боеготовые, они вышли на прикрытие государственной границы и вступили в бой.
Правда, им и досталось крепко. Погибли и были ранены многие бойцы, много техники сгорело под огнем с территории России — мало кто даже из военных тогда понимал, что война идет всерьез и что технику нужно прятать.
Как вспоминает о тех днях один из бойцов: «Мы вышли к границе. Я вел грузовик с БК. Вижу — машины стоят. Красиво, под линеечку, как на учениях. Мне это, мягко говоря, не понравилось. Думаю, куда бы укрыть машину и себя, а мне орет один из офицеров: «Ставь в линейку», чтоб было по-военному, красиво. Хотел его послать, да не успел — накрыло Градами всю эту военную красоту. Как выжил — сам не знаю».
И таких случаев было, увы, немало. Потери личного состава и боевой техники под Луганском, Мариновкой и Изварино озвучены, но потери автомобильного транспорта не озвучиваются до сих пор.
Откуда что взялось
Некомплектную автотехнику в бригадах приходилось поднимать и ставить на колеса на ходу, в процессе формирования и развертывания. Доводили до ума машины чаще всего совместными усилиями — армейцы и волонтеры. Вспоминает харьковский волонтер, одна из организаторов группы Help Army Татьяна Бедняк: «Мы приехали в Башкировку [село неподалеку от Харькова], в 92-ю бригаду, куда были мобилизованы многие харьковчане, и увидели, что там беда. Мы знали, что за пару лет до войны бригаду хотели расформировать и что ее отстоял комбриг полковник Виктор Николюк. Но с техникой там была беда. Когда мы увидели, что нужно и в каких количествах, нам чуть дурно не стало. Но обратились за помощью к людям, и когда пошли первые деньги, когда мы купили первые запчасти, то поняли — дело сдвинулось».
Такие же истории могут рассказать десятки других волонтеров. Летом 2014 года наступил перелом в сознании многих людей. Именно тогда слова, бывшие старым советским лозунгом Народ и армия едины!, стали реальностью.
Сейчас, наверное, уже невозможно точно вспомнить, когда были закуплены первые машины за границей целенаправленно для войны, да это уже и не столь важно.
Поток машин пошел на фронт. Чаще всего это были джипы, необходимые командирам подразделений и разведчикам, банковские бронированные бусики — в частности, на одном таком, купленном волонтерами, воевала наша группа. Именно на таких бусиках действовали спецназовцы во время боя за освобождение Торецка (Дзержинска). Один из командиров группы вспоминает: «Мы приехали в город на этих серых банковских бронебусиках, никто ничего не понял — думали, наверное, что свои, ведь немало таких броневичков сепары поотжимали». К сожалению, в ходе восьмичасового боя 21 июля 2014 года все эти бусики были сожжены.
Всего же, по различным оценкам, только за первый год войны к осени 2015 года было закуплено в Европе и передано на фронт более 2 тыс. различных автомобилей — джипов, санитарных фургонов, грузовиков.
Но этого было мало, катастрофически мало.
Я помню декабрь 2014 года в районе Дебальцева. Штаб нашего батальона тогда стоял в Коммуне, и комбат или начштаба каждый день объезжали опорные пункты. Объезжать их доводилось на открытом всем ветрам бортовом Урале. Кабина спереди была обшита стальными уголками — какая-никакая, но защита от пуль и осколков. Для справки: расстояние от Дебальцева, допустим, до Троицкого, где стояли танки на позициях Егерь и Пастух — около 60 км. Температура в декабре-январе бывала до -30 °С. И вот представьте, каково при -30 °С в открытом кузове бойцам трястись 60 км туда и столько же обратно. Несмотря на все слои одежды и бронежилет, мы промерзали насквозь. И таких рейсов приходилось делать не один и не два. До сих пор перед глазами эта картина — три цвета: серый, желтый, белый. Цвет неба, цвет жухлой травы, цвет снега. Пронизывающий, беспощадный ветер и грохот разболтанного кузова.
О более легких машинах приходилось только мечтать. А машины эти закупались в Англии, Бельгии, Нидерландах, Германии, Австрии и Швейцарии. Перегонялись своим ходом или ввозились автовозами в Украину, нередко без документов и растаможки. Их быстро готовили к отправке на линию фронта.
Подготовка состояла в том, что с машин снималось все лишнее — коврики из салонов, нередко убирали обшивку, меняли бамперы, ставили усиленные трубы-кенгурятники, если не было — добавляли защиту картера, перекрашивали и гнали на фронт. Номерами тоже не особо заморачивались: лепили табличку ПТН-ПНХ — и машина уходила на передний край.
Средние затраты на подготовку одной машины (если она идет без бронирования) — примерно 5-7 тыс. грн, а общая средняя стоимость волонтерского автомобиля для АТО выходит от $2 до $5 тыс. Ремонт и подготовку машин проводят на обычных СТО, причем зачастую денег за эти работы с волонтеров не берут — те оплачивают только стоимость запчастей.
Пасынки и падчерицы
Увы, не обходилось без злоупотреблений. Пошли жалобы от людей в полицию и органы власти, что на машине с номером ПТН-ПНХ приехали бандиты, ограбили и уехали. Не секрет, что, помимо героев и романтиков, война собирает под свои знамена отпетую мразь.
Стало ясно, что нужно наводить порядок. Первые попытки вышли, как всегда у нашей власти, мягко говоря, через выхлопную трубу.
По сути, требовалось легализовать машины, фактически находящиеся в частях, но лишенные каких бы то ни было документов, завезенные в обход таможен и зачастую уже не раз и не два перебранных и пересобранных.
Как вспоминает один из работников СТО: «Мы нередко из двух, а то из трех машин одну собирали, а потом сидим и ломаем голову: какой номер на нее вешать, если нет никакого?»
Правда, со временем все как-то устаканилось. Процедуру по оформлению машин передали в ведение Минсоцполитики.
Здесь, собрав очередную кучу бумаг: инвойс, копию техпаспорта, письмо от волонтерского фонда, завезшего машину, в котором необходимо указать, в какое подразделение уедет машина, письмо от командира части, что именно эта машина ему нужна, письмо из в/ч в Минсоцполитики с просьбой признать машину гуманитарной помощью, дарственная или иной документ. Обязательно необходим Акт приема-передачи машины в саму часть… В общем, каких-нибудь десять тысяч ведер — и ключик у нас в кармане.
После прохождения всех мытарств в Минсоце начиналась вторая часть приключений.
Весь комплект документов передавался в таможню по месту регистрации организации. Инвойс, дарственная, техпаспорт, обязательно должен быть приказ от Минсоцполитики, подтверждающий, что именно эта машина прошла всю комиссию и является гуманитарной помощью, письмо из в/ч, документы о покупке автомобиля, транзитная таможенная декларация, полученная при пересечении границы, справка из сертификационной службы, что машины для ВСУ не подпадают под обязательную сертификацию. Правда, таможня на основании всех документов уже работает четко и быстро.
Дальше машина попадает в часть, ставится на учет, на нее вешают легальные военные номера, и… кино продолжается.
Если бензином или дизтопливом ее обеспечивают, то с запчастями проблема не решается никак. И дело тут не в злом умысле Центрального автоуправления ВСУ. Беда в другом — номенклатура такова, что, как говорится, с фонарем не найдешь иную запчасть. Если не Nissan, так Toyota, если не Mitsubishi так Land Rover, не Jeep так Isuzu — и детали у них, как правило, не взаимозаменяемые.
Вот тут на сцену выходят ремонтники. Ремонтируют волонтерские машины чаще всего на СТО в прифронтовых городках. Причин тому несколько, одна из них — машины эти разрешены к использованию исключительно в зоне АТО. Что это значит? Вспоминает бывший зампотех танковой роты Дмитрий: «Это значит, что, допустим, в тот же Харьков смотаться из Счастья на подаренном джипе с расходом топлива 12 л/100 км нельзя, а на советском ГАЗ-53 с расходом под 30 л/100 км — запросто. Где логика? А нету логики, но есть закон».
Но это мелочи. А действительно серьезные проблемы возникают вместе с серьезными поломками. Недавно у нашего подопечного джипа полетел ТНВД (топливный насос высокого давления). Штучка не из дешевых. В Украине такой не нашли, кинули клич по Европе — там на одной из авторазборок такой был. Деньги на него опять собирали через Facebook. Собрали. Купили. Привезли. Поставили. От денег за работу на СТО традиционного отказались, но без прежнего восторга. В глазах ремонтников все отчетливее читается: «Как же вы достали…».
Как говорит известный волонтер Роман Доник: «Сейчас нет проблем с постановкой машин на учет, нет особых проблем с топливом, его выделяют. Но регламентные запчасти, расходные материалы, резина — это уже забота волонтеров. Обидно другое — новые машины порой выдают неумелым бойцам, которые их просто гробят. Недавно мы забрали в одной из бригад четыре машины — посмотрели, в каком они состоянии, и ужаснулись. Доведем до ума, конечно, но отдавать их, кому попало, не хотим».
Один из сотрудников волонтерского проекта Полевая почта, бывший десантник Сергей Мандалина рассказывает: «Не представляю, как бы мы обходились без автомобилей, которые подарили нам волонтеры. Автомобили «в годах», в состоянии перманентного ремонта — все равно желанная вещица в каждом подразделении. «Уставные» уазики и прочие дуршлаги давно умерли, многие еще до начала войны, вот поэтому волонтерские машинки пришлись очень кстати. Судьба у «волонтерских корчей» разная. Одни заканчивают свой боевой путь, попав под обстрел. Другие, получив серьезную поломку, стоимость ремонта которой превышает стоимость автомобиля, становятся «донорами». И даже на четвертый год войны без волонтерских автомобилей никак не обойтись».
Вот и ковыряются с машинами рабочие на СТО, в гаражах, ремонтники в поле. Сбитые в кровь пальцы, грязь, металлическая стружка, отработанное масло, вонь выхлопных газов. «Волонтерские» авто находятся в армии на положении пасынков и падчериц — официально им не положены запчасти, ремонты и много чего еще. Несмотря на это, они возят армию.
Постепенно армия переоснащается (см. «1.000 единиц»). Но, судя по аппетиту, с которым она продолжает потреблять «волонтерские» авто — поставляемого официально за деньги госбюджета слишком мало.
«1.000 единиц»
Начальник ЦАВТУ ВСУ генерал-майор Александр Сергий:
В 2018 году для Вооруженных сил планируется закупить до 1.000 единиц автомобильной техники. В 2015 году ВСУ приобрело 604 новых автомобиля, а в 2016-м — 352. Как правило, это тягачи для артиллерии, техника для подвоза боеприпасов, военно-технического имущества, около 1.200 единиц автомобильной техники было восстановлено путем капитального ремонта. Взамен устаревшей техники — ГАЗ-66, ЗИЛ-131, Урал, КамАЗ (все до 1991 года выпуска) — в войска постепенно поступают КрАЗы, Богданы, МАЗы. Мы доукомплектовываем и обновляем парк.
Капитальный ремонт старой техники осуществляется на государственных предприятиях, работают три базы по ремонту автомобильной техники. Кроме того, в прошлом году был открыт цех по ремонту шасси для тягачей, цех по ремонту автомобилей Хаммер и Спартан.