За две недели до мировой премьеры балета Великий Гэтсби в кассах не осталось ни одного билета.
Хореограф Великого Гэтсби Дуайт Роден рассказал Корреспонденту, в чём разница между украинскими и американскими танцовщиками, а заодно поделился своей киевской “балетной диетой” — в ней если не бургеры, то вареники, пишет Анна Давыдова в №42 издания от 24 октября 2014 года.
За две недели до мировой премьеры балета Великий Гэтсби, которая состоится 28 и 29 октября в киевском Дворце Украина, в кассах не осталось ни одного билета — впечатляющий результат. Масштабная международная постановка, собравшая ведущих танцовщиков Украины, США и России, изначально должна была быть воплощена на сцене Мариинского театра Санкт-Петербурга, но в итоге перебазировалась в Киев.
С конца июля в Доме учителя, где размещается Киевский академический хореографический колледж, идут бесконечные репетиции — на износ, с утра до ночи. А за океаном, в Нью-Йорке, с ночи до утра по нашему времени над тем же материалом трудятся артисты именитой труппы Complexions. Её художественный руководитель Дуайт Роден, поставивший более 80 балетов по всему миру, — режиссёр и хореограф Великого Гэтсби.
«Единственная причина, по которой мои танцоры сейчас не в Киеве, — график выступлений Complexions. Но уже скоро они прилетят и мы сможем соединить все части пазла», — с усталой улыбкой рассказывает Корреспонденту Роден, ненадолго вырвавшийся перекусить перед очередным возвращением в зал.
— Вы неоднократно сотрудничали с Денисом и Анастасией Матвиенко, исполняющими в Гэтсби главные партии, но впервые работаете с целым коллективом, преимущественно состоящим из украинских артистов. Чем они отличаются от американцев — в лучшую, в худшую сторону?
— Вам действительно нужен негатив? (Смеётся.)
— Мне нужна правда.
— Что ж, тогда скажу так: по большому счёту негатив проявляется лишь в одном. Есть огромная разница между тем, что значит работать артистом балета в Америке и в Украине.
В США гораздо сильнее ощущается конкуренция. У вас балет финансирует государство. И, попадая в труппу, ты чувствуешь себя защищённым: твоя зарплата гарантирована, у тебя есть работа до конца твоих балетных дней — лишишься её, только вытворив что-то совсем ужасное.
В Америке никаких гарантий нет. Из сезона в сезон необходимо показывать, чего ты стоишь. Если твоя работа не будет удовлетворительной, тебе просто не продлят контракт
В Америке же никаких гарантий нет. Из сезона в сезон необходимо показывать, чего ты стоишь. Если твоя работа не будет удовлетворительной, тебе просто не продлят контракт. Я не хочу сказать, что украинские танцоры воспринимают всё как должное, но в Америке необходимость всеми силами держаться за свою работу ощущается острее.
Хотите верьте, хотите нет, но в сфере искусства вы более защищены. Мы, Complexions, не находимся на госфинансировании. Да, в США есть танцевальные коллективы, которые поддерживаются государством, но их очень мало.
У меня давно своя труппа — в этом году отмечаем 20-летний юбилей. И мы всегда обеспечивали себя сами. У нас есть частные инвесторы, партнёры. Ты должен прийти к ним и, грубо говоря, продать свою программу на новый сезон: «Помогите нам, пожалуйста, сделать те прекрасные вещи, которые мы хотим!». Нужно убеждать, аргументировать: просто так денег никто не даст. И мне кажется, что это очень влияет на то, как танцоры работают.
— То есть, можно сказать, что украинские артисты более ленивые?
— Я бы не сказал ленивые — я бы сказал расслабленные. В Америке привыкли работать энергичнее: мы в постоянном цейтноте, мы можем потерять деньги, а значит, должны закончить проект быстро. Хотя, если честно, я не уверен, что это так уж хорошо. Иногда было бы классно иметь больше времени, чтобы довести работу до совершенства. И тут, в Украине, у танцоров это время есть.
— Что же, у наших танцовщиков нет амбиций?
— Есть. Но у американцев просто более развит дух конкуренции. Вопрос не в лени или отсутствии амбиций — просто у ваших танцоров нет такой настоятельной необходимости постоянно доказывать, что они лучшие.
— Герой романа Фрэнсиса Скотта Фицджеральда всегда стремился к большему, практически к невозможному. Что для вас история Джея Гэтсби?
— Это история о человеке, находящемся в нелучших отношениях с самим собой: ему не особенно нравится то, кем он является. Он добивается богатства и признания, но у его пути к успеху есть и тёмная сторона. Он не унаследовал состояния, всё заработал сам, и далеко не всегда законным способом. Он одинок. Да, для меня это главным образом история об одиночестве.
— Не о любви?
— Где-то и о ней. Но больше об одиночестве — о тоскующем мужчине, который не может быть вместе с той женщиной, о которой мечтает. Такая неудовлетворенная любовь, без взаимности. Его пример — предостережение о том, что желание подняться как можно выше по социальной лестнице может иметь очень темную сторону. Далеко не всегда в конце такого пути тебя ждет счастье.
— Для многих данная история — об американской мечте…
— Да, потому что Джей — американец. (Смеётся.) Но если серьёзно, это история вне времени, и у неё нет привязки к географии или национальности. Я думаю, в наши дни во всех странах люди мечтают примерно об одном и том же. Украина не исключение: люди хотят хорошо себя чувствовать, найти любовь, быть успешными, счастливыми.
— И что же, у каждого такого желания счастья есть та тёмная сторона, о которой вы говорили?
— Нет. Я оптимист. Я верю в настоящую любовь. Верю, что она возможна безо всяких оговорок. Да, в ней всегда заключён какой-то вызов. Да, за неё всегда нужно бороться. Но это не значит, что в любой мечте есть что-то порочное.
— А какой была ваша мечта? Как простой парень из провинциального Огайо стал знаменитым нью-йоркским танцором? Вы ведь очень поздно начали.
— В 18 лет. И у меня на тот момент не было классической базы.
— Неужели такое возможно?
— Да, посмотрите на меня. (Улыбается.) Безусловно, тяжело пришлось. Но у меня были хорошие предпосылки — подходящее телосложение, музыкальность, прекрасная координация. И я постоянно танцевал: каждую пятницу участвовал в «танцевальных битвах» — не профессиональных, любительских, но это было весело и круто. А ещё — дало понимание того, что значит выступать для публики.
Кроме того, я всё время занимался: придумывал собственные танцевальные движения, связки, упражнения. Не могу назвать то, что я делал, хореографией, но это определённо были танцевальные тренировки.
— А вы встречали других таких самородков? Вот пришёл бы к вам 18-летний талантливый парень без образования — стали бы с ним сотрудничать?
— Да, у меня есть такие артисты, и я с ними работаю. Но важно ещё вот что — одержимость танцем. Я был именно таким — одержимым. Однажды на пятничной вечеринке ко мне подошла девушка-балерина и сказала: «Ты так хорош! Ты должен быть танцовщиком!». И она привела меня в балетный класс.
Моя сестра занималась балетом, но я не особенно интересовался её делами. А тут, когда я сам попал в этот мир, мне открылось настоящее волшебство: прекрасно организованные репетиции, дисциплина — всё то, с чем я раньше никогда не сталкивался. Подумал: вот чем я должен заниматься! Я очень напряжённо работал — занимался весь день, а вечером шёл на ещё одну репетицию в другую балетную студию.
Я очень напряжённо работал — занимался весь день, а вечером шёл на ещё одну репетицию в другую балетную студию. И это принесло свои плоды. Я очень быстро прогрессировал
И это принесло свои плоды. Я очень быстро прогрессировал — уже через пять лет переехал в Канаду, где стал членом профессионального балетного коллектива. Хотя формально я попал в труппу уже через два года, но, во-первых, это был театр модерна, а во-вторых, они меня взяли не за танцевальные заслуги, а просто потому, что я был мальчиком — мог поднимать девочек. (Смеётся.)
— Когда вы поняли, что можете быть хореографом?
— Я хотел этого с самого начала. Знаете, иногда вы делаете что-то, даже не зная, как это правильно называется. Так было и со мной — я ставил хореографию ещё тогда, когда слова такого не знал. А как только начал профессионально заниматься танцами, сразу же стал спрашивать педагогов: «Можно я буду делать постановку?». Просил коллег-танцоров участвовать в моих номерах. По сути, профессию танцовщика и профессию хореографа я осваивал одновременно.
— Есть мнение, что украинские артисты балета отстали от мировых хореографических тенденций. Вы с этим согласны?
— Не могу говорить обо всех — лишь о тех, с кем работаю. Я бы сказал так: им не хватает практики современных движений. А моя работа, хоть она и основана на классике, несёт в себе очень много заимствований из других сфер — джаза, уличного танца. Чтобы это освоить, нужно быть очень податливым.
— И внутренне открытым?
— Да, это даже важнее всего остального. И ещё должно быть огромное желание сделать что-то большее, превзойти самого себя.
— Тяжело было найти таких людей в Украине?
— Да. Но танцоры, которых мы отобрали, уже сделали огромный рывок вперёд. Между тем, с чего они начали в июле, и тем, где они сейчас, огромная разница. Моя хореография не из лёгких. Она требует классической подготовки, но современной пластики тела, музыкальности, умения сочетать несочетаемое.
— Фактически у Великого Гэтсби три руководителя — вы, Денис Матвиенко и автор музыки, композитор Константин Меладзе. Все — яркие личности со своим авторским видением. Как сработались?
— Мы с Денисом уже не раз сотрудничали и очень близки: можем спорить, но всегда найдём компромисс, который устроит обоих. Денис — великолепный танцовщик. Но танцовщик классический — да, с опытом современной хореографии, только мне хотелось вести его дальше. Дать ему не то, что он уже знает, а то, чего он ещё не пробовал. И второй момент: ему необходимо было по-настоящему перевоплотиться в Джея Гэтсби — сыграть, прожить этот образ. Поэтому перед Матвиенко стояла очень сложная задача — соединить всё это вместе: новые движения, моё понимание музыки и его собственное видение как артиста. Он справился блестяще!
Что касается Константина, то я не был с ним знаком, хотя и знал его работу. Я очень его уважаю, но не могу сказать, что мы работали в такой же тесной связке, как с Денисом. Во-первых, языковой барьер. Преодолеть его нам помогла [продюсер проекта] Алёна Матвиенко — мы общались через неё, и, подозреваю, при переводе она сглаживала какие-то моменты. И в итоге мы находили решение проблемы. Да, не всегда это было легко. Но, с другой стороны, ведь ничто стоящее легко не даётся.
— Вы всегда ведёте несколько проектов. Над чем ещё сейчас работаете, помимо Гэтсби?
— Делая этот спектакль, я поставил ещё один балет для Complexions. Он называется Head Space. Уже состоялась премьера — правда, без меня: я был здесь, в Украине. А сейчас я отправляюсь в Ниццу, где будет премьера балета, который я поставил прошлым летом. Да, мне неинтересно делать только что-то одно. Люблю контрастные проекты.
— Кстати, о контрастах: а как вам контраст между Нью-Йорком и Киевом? И да, я, как и прежде, хочу, чтобы вы сказали правду.
— Нет, не хотите. (Смеётся.) Но если серьёзно, то в целом Киев мне нравится. Да, мне здесь довольно сложно — в основном из-за языка. Когда еду во Францию, то говорю по-французски, как могу. А украинский или русский — эти языки слишком далеки от моей зоны комфорта. Я вообще их не знаю и не улавливаю их внутреннее устройство, как, к примеру, у меня получается с испанским.
Скучаю ли я по Нью-Йорку? Честно говоря, не слишком. Я скучаю по своей собаке. Это девочка, грейхаунд. Её зовут Алли, и она чем-то похожа на балерину — такая элегантная!
-- В последнее время у нас настоящая мода на Нью-Йорк -- даже ваши «фирменные» бублики-бейгли появились. А вам попадался какой-то маленький «кусочек» Нью-Йорка в Киеве?
-- Пожалуй, да – одно заведение в центре с очень пристойными бургерами! Кстати, знаете, а ведь в Нью-Йорке сейчас какой-то настоящий гурме-бургерный бум: кругом бургеры, бургеры и ещё раз бургеры -- именно не как уличная еда, а как часть ресторанной кухни.
-- У нас примерно то же самое.
-- Ну я пока видел только одно такое место. Хотя что мне действительно нравится в Киеве, так это рестораны: действительно очень хорошие! Ну или мне просто везёт.
-- А что вы вообще едите в Киеве? Не один же бургеры.
-- Вареники – отличное кафе, где их подают, расположено как раз через дорогу от места наших репетиций.
-- Не самая балетная диета...
-- Ну так я же больше не выступаю. Мне не нужно носить одежду маленького размера -- уже могу позволить себе побольше! (Смеётся).
***
Этот материал опубликован в №42 журнала Корреспондент от 24 октября 2014 года. Перепечатка публикаций журнала Корреспондент в полном объеме запрещена. С правилами использования материалов журнала Корреспондент, опубликованных на сайте Корреспондент.net, можно ознакомиться здесь.