В годы разрухи, голода и бунтов в СССР родился конструктивизм — новый архитектурный стиль, опередивший свое время, - пишет Иван Пономаренко в №11 журнала Корреспондент от 21 марта 2014 года.
Нестареющий новогодний блокбастер Ирония судьбы начинается с мультика о шагающих домах. Рисованные кадры легко и доходчиво объясняют зрителю, как “красивый” проект архитектора по злой воле чиновников-бюрократов превращается в безликую многоэтажную коробку.
Вряд ли Эльдар Рязанов в далеком 1975 году думал о той гипнотической установке, которую этот незначительный эпизод заложит в сознание советского телезрителя. Но с тех самых пор подавляющее большинство жителей постсоветского пространства твердо знают: красиво — это колонны, капители и много лепнины.
Подтверждениями этого тезиса плотно застроены окраины, да и центры отечественных городов, пенопластовая “лепнина” на стройрынках разметается, как доллар в обменниках, а не так давно целые страницы в газетах объявлений занимала удивительная услуга “режу арки”. Советская же архитектура в сознании любителей классики — это бетонные коробки 1970-80-х, которым предшествовали хрущевки и сталинский ампир. Но это не совсем так.
Без прикрас
В первое советское десятилетие, “ревущие 1920-е”, в СССР родился, жил и скончался (вернее был “расстрелян”) собственный оригинальный стиль — конструктивизм. Кажется странным, что кто-то мог думать об архитектуре, а тем более продвигать новые идеи в полумертвых городах, которые отапливались буржуйками, в годы тамбовского восстания и Холодноярской республики, раскулачивания и НЭПа.
Тем не менее именно повсеместныя разруха и голод, стрельба и бунты, военный коммунизм и репрессии послужили катализаторами зарождения нового стиля. Конструктивизм стал своеобразным революционным манифестом архитекторов 1920-х. Он, подобно другим великим стилям, от готики до модерна, проявлялся во всех сферах искусства — в живописи, графике, поэзии и, конечно, архитектуре.
Резкий скачок технического прогресса и самого темпа жизни в период Первой мировой войны и сразу после нее поставил точку на модерне — стиле начала XX века с его растительным декором, “текущими” линиями, цветным стеклом и изысканной мебелью.
Одни мастера погибли на войне, другие пострадали как “классово неблизкие”, кто-то эмигрировал, кто-то покончил с собой. Но были и те, кто остался, решив для себя, что родина — всегда родина, а ужасы диктатуры пролетариата — явление временное: мол, еще чуть-чуть, а там заживем. Созданием нового стиля молодые архитекторы Страны Советов как бы говорили: “Мы есть, мы думаем, работаем, надеемся и верим!”. И еще заявляли всему миру: “Смотрите, как мы умеем!”.
Полный отказ от декора и украшений — функция прежде всего. Математически выверенные планировки, монотонные плоскости стен и углы фасадов, чистая геометрия и эргономика — словом, все для удобства новых людей, строителей нового мира.
Удобства, но не комфорта, который считался пережитком буржуазного прошлого. Неслучайно большинство сохранившихся зданий этой эпохи — фабрики-кухни (столовые), дома-коммуны (общежития), рабочие клубы, гаражи и цеха.
Конструктивизм в СССР вспыхнул ненадолго — на неполное десятилетие. Иосифу Сталину, как и другим диктаторам, хотелось помпы и размаха, колонн и золота. Непонятный массам конструктивизм с его прямыми углами, контрастными цветами, фабрично-производственной эстетикой, эргономикой и удобством был предан опале. Парадокс, но сталинские “дворцы коммунизма” в стиле Людовика XIV считались вполне пролетарски-понятными.
Идеологи конструктивизма — братья Веснины, Моисей Гинзбург, Иван Леонидов — сплошь москвичи. А Яков Чернихов, гений архитектурной графики и фантазии, родился на Днепропетровщине, но большую часть жизни прожил в Ленинграде. Поэтому неудивительно, что в Москве и Питере находится самая полная коллекция их творений.
В Украине памятников стиля сохранилось немного. Но по странному капризу судьбы как раз здание харьковского Госпрома иллюстрирует статью о конструктивизме во Всемирной энциклопедии архитектуры, а киевский Дом врачей — в энциклопедии Британника.
Эти два здания воплощают в себе и две крайности того времени — Дом государственной промышленности в Харькове (вероятно, один из первых офисных центров, средоточие чиновников и управленцев) и Дом врачей — пристанище специалистов — тех самых Преображенских и Борменталей, которые, не видя себя вне Родины, не уплыли с последними ялтинскими пароходами.
Завод-дворец
Госпром был не просто насущной необходимостью для Харькова, ставшего в одночасье столицей. И не просто одним из самых больших зданий Европы. Он был рожден в одном из первых в СССР архитектурных конкурсов. А спроектировали его малоизвестные тогда ленинградские архитекторы Сергей Серафимов, Самуил Кравец и Марк Фельгер.
Победа была полной неожиданностью и для общественности, и для самих авторов — недаром ведь конкурсный проект иронично назывался Незваный гость. Благодаря гению архитекторов здание полезной площадью 67 тыс. кв. м не стало бездушным монстром из стекла и бетона. Госпром состоит из трех блоков, по три корпуса каждый, высотой от 6 до 13 этажей. Центральный блок связан с двумя боковыми с помощью переходов на разных уровнях, но вместе все это организованное буйство параллелепипедов строго подчинено законам композиции и пропорций.
“Дом Госпромышленности я старался решить как частицу организованного мира, показать завод, ставший дворцом... С каждым шагом зрителя здание меняет облик благодаря контрастам масс, игре светотени, богатому нюансами остеклению... Пространство разрывает здание, пронизывает его, как бы растворяя его в себе”, — писал в мемуарах Серафимов.
Говорят, изначально проект вообще не предусматривал внутренних перегородок — каждый этаж должен был стать модным ныне open space. Причем идея была вовсе не в коммунистическом “общаке”, а в... заходящем солнце. Его лучи пронизывали бы здание насквозь, делая его невесомым и прозрачным.
Осуществить задумку не удалось, но зданию и так хватает воздуха — хоть такого материала и нет в строительной смете. Зато есть 1.315 вагонов цемента, 3.700 вагонов гранита, 9 тыс. Т металла и более 40 тыс. кв. м стекла.
Может быть, дело в “человечности” работы, ведь, несмотря на все принципы и постулаты конструктивизма в стиле завод-дворец или дом-машина, в 1928 году техники в молодом государстве отчаянно не хватало. И поэтому самое большое здание Европы было возведено вручную — с лошадьми, тачками и носилками вместо самосвалов и экскаваторов.
Тогда строительство заняло три года, а вот в наши дни реконструкция уникального памятника мировой архитектуры длится уже 11 лет — с 2003-го. Что, впрочем, и не удивительно: по одной из последних смет за 2011 год на рестав рацию только фасадов требуется аж 93 млн грн. Поневоле вспоминается взорвавшее интернет сравнение смет моста Кирпы в Киеве и виадука Мийо во Франции.
С человеческим лицом
Госпром в полной мере отвечал революционной романтике 1920-х, словам еще одного конструктивиста, но поэта, Владимира Маяковского: “Шарахнем в небо железобетон!”. А вот не менее знаменитый киевский Дом врача, детище киевлянина Павла Алешина, наоборот, словно показывает, что конструктивизм может быть не таким агрессивным. Лозунг француза Ле Корбюзье Дом — машина для жилья тут тоже понят буквально, как и в Харькове. Вот только машина эта — скорее милый горбатый запорожец, чем брутальный бульдозер Госпрома.
Острый угол улиц Большой Житомирской и Стрелецкой, отданный под застройку Алешину, был не самой удобной площадкой. Сейчас, когда показателем качества архитектуры является максимально выжатый метраж, здесь бы, несомненно, вырос угловатый небоскреб. Но тогда, в 1930 году, количество этажей естественно ограничивалось общей этажностью улицы — четыре уровня. А неудобный и режущий глаз острый угол архитектор превратил в палисадник-курдонер.
Дом был предназначен для медицинских работников — отсюда и название, а в одной из квартир поселился сам архитектор. Продуманностью планировок и удобством Дом врача с легкостью бьет даже современное западноевропейское жилье. В 1930-м, после периода военного коммунизма и в преддверии Голодомора, он казался перенесенным прямиком из футуристического романа.
Судите сами: в здании были спроектированы клуб и библиотека, прачечная и галерея для прогулок. Имелся даже солярий на плоской крыше — тоже новаторской для Киева 1920-х. В квартирах для удобства хозяек — изобилие подсобных помещений: кладовые, гардеробные и даже естественные холодильники во внешних стенах.
Конечно же, сегодня в Доме врача живут отнюдь не врачи. Некоторые квартиры подрабатывают офисами, жильцы других явно не догадываются о всемирной известности их дома. Отсюда и окна, варварски застекленные белым металлопластиком вместо конструктивистских горизонтальных “ломтиков шоколада” с тонкими зелеными рамами. И балконы, усовершенствованные силикатным кирпичом, тоже застекленные, вопреки замыслу архитектора. Не говоря уже о кондиционерах и спутниковых тарелках, которые тренированный глаз быстро фильтрует.
Бумажные шедевры
Истинная ценность конструктивизма кроется даже не в построенных, а в спроектированных сооружениях, которые так и остались на бумаге. В своих эскизах архитекторы-конструктивисты на десятилетия обогнали уровень строительной техники и материалов — но европейские и американские зодчие тех лет искренне восхищались работами-концепциями Эль Лисицкого и Чернихова, Леонидова и Мельникова.
Яркий пример — горизонтальные небоскребы Эль Лисицкого, влияние которых прослеживается, например, в домах-кранах в немецком Кельне, построенных в 2000-х. Или смелый проект авангардистской Башни ІІІ Интернационала Владимира Татлина высотой 400 м и наклоном в 23 градуса от нормали.
Большинство проектов, да еще и в условиях 1920-х годов, было просто невозможно воплотить в жизнь. Да и в каждом объекте приходилось упрощать и урезать — сметы, материалы, технологии. Дерево и фанера вместо дефицитных железобетона и стали, шиферные скатные крыши там, где хотелось бы применить плоскую.
Остается надеяться, что хотя бы уже существующие памятники этого удивительного стиля — харьковский дом Слово, киевские кинотеатры Жовтень и Экран — не будут преданы забвению. А проходя по улице, внимательно вглядитесь в знакомый с детства скучный фасад — без колонн и башенок. Нет ли его на страницах Британники?
***
Этот материал опубликован в №11 журнала Корреспондент от 21 марта 2014 года. Перепечатка публикаций журнала Корреспондент в полном объеме запрещена. С правилами использования материалов журнала Корреспондент, опубликованных на сайте Корреспондент.net, можно ознакомиться здесь.