Фото: korrespondent.net
Режиссеру нельзя делать две вещи – пользоваться клише и бояться снимать так, как считаешь нужным
Украинский триумфатор Канна—2014 Мирослав Слабошпицкий, чей фильм «Племя» взял сразу три приза престижной Недели кинокритики, рассказал Корреспондент.net, чем покорил главный мировой кинофорум и каковы перспективы отечественного кино
Моя история – это кино: я ни в чем, кроме него, не разбираюсь. Практически не интересуюсь музыкой, не хожу в театры, зато в кино всеяден.
У меня долго не было возможности снимать свои фильмы. Занимался чем угодно: числился репортером криминальной хроники, работал в пресс-службе МЧС -- весь Чернобыль излазил. Еще был ассистентом режиссера. А потом вдруг как-то завертелось... Мой дебютный короткометражный фильм «Инцидент» взяли в конкурс 27 фестивалей. А следующая короткометражка, «Диагноз», попала на Берлинале, став там первой конкурсной украинской лентой за семь лет.
Что для меня режиссура? Удовольствие. Фантастическое удовольствие, которое, несмотря на все «но», в любом случае превосходит все мыслимые удовольствия во много раз. Это -- ощущение полного контроля над жизнью и над миром. Иллюзия? Конечно. Но очень приятная.
Я с детства знал, что стану режиссером. Напротив школы, где я учился, был интернат для глухих. И идея снять немое кино -- не стилизацию, а настоящий полноценный фильм на языке жестов с глухими актерами, -- зародилась еще тогда. Первая попытка ее воплощения -- 10-минутная короткометражка «Глухота», которую я снял с глухими на Mark 2 за 300 евро (в 2010-м ее, кстати, тоже взяли в конкурс Берлинале). Но «Племя» -- это уже совсем другая история. Это -- первая в мире полнометражная картина, снятая на языке жестов. Обычный фильм, который рассказывает обычную историю, в которой герои, на самом деле, много разговаривают -- просто делают это на языке жестов, потому что они глухие.
Кино.UA. С чем Украина вошла в мировой кинематограф
В Канне на премьеру была огромная очередь. Впрочем, там на все показы стоят очереди, потому что этот город – совершенно потрясающее место для кино. На время фестиваля там оно становиться чем-то вроде религии: кажется, будто у людей нет других забот, кроме кино. Да, я рассчитывал на успех фильма, но честно признаюсь -- сразу трех наград в программе «Неделя критики» никак не ожидал: за все время существования конкурса это действительно совершенно беспрецедентный случай.
Еще один «глухой» фильм? Зачем, этот гештальт я для себя уже закрыл. Сейчас мы разрабатываем сценарий вполне «говорящей» картины о Чернобыле. Но пока рано рассуждать о том, как и когда это будет, потому что не совсем ясно, что вообще происходит в украинском кино.
Все упирается в деньги. Сейчас, когда наконец-то назначили главу Госкино, возможно, заработает вновь система питчингов: хочется все-таки, чтобы государство помогало снимать фильмы.
В кино работает закон больших чисел -- чем больше лент, тем выше среди них процент хороших. Украинский кинематограф в этом плане ничем не отличается от кинематографа любой другой страны. Ничего сложного: есть плохие и хорошие картины, единственный способ для страны достигать каких-то прорывов, выходить на новый уровень — просто снимать. И снимать много.
Режиссеру нельзя делать две вещи – пользоваться клише и бояться снимать так, как считаешь нужным.
Что нужно? Мыслить. И чувствовать. И быть по-хорошему наглым – делать то, что до тебя никто и никогда не делал.