Бывший народный депутат Владимир Филенко дал интервью журналу Корреспондент.
Один из организаторов практически всех протестных движений в Украине за последние 23 года Владимир Филенко рассказал о преемственности Майданов в Украине, их ошибках и успехах, а также о том, когда закончится война.
— В чём основные сходства и отличия оранжевого и Евромайдана?
— К Майдану 2004 года мы шли с 1991-го года. Если помните, парламентская оппозиция первого созыва, “Народная Рада”, придумала себе такой лозунг — независимая и демократическая Украина. В 1991-ом независимую Украину мы получили, а демократическую — нет. К помаранчевому майдану мы шли долгих 13 лет через акции "Вставай, Украина", "Украина без Кучмы", через Комитет национального спасения, стычки и избиения на Банковой и т. д.
В итоге оранжевый Майдан дал нам шанс получить Украину демократическую, а не только независимую. Что было дальше — все знают. Но могу с уверенностью утверждать: оба Майдана победили. Это первое и главное сходство между ними. Победили потому, что основными их участниками были не политики, а народ Украины, преимущественно средний класс.
— Почему обе последних революции называют “Майданами”?
— Вообще-то слово “майдан” имеет тюркское происхождение. Но у нас с тюрками и татарами, как известно, общая история, вот и это мы у них позаимствовали. Вообще Майдан — это явление, причем, не только новейшей истории Украины, но и мировой истории. Это понятие появилось ещё задолго до оранжевой революции. И я счастлив, что был одним из тех, кто сумел вернуть в Украину Майдан как явление.
Свою роль здесь сыграло, наверное, то, что и Тарас Стецькив, и Роман Бессмертный [полевые командиры Майдана, как и Владимир Филенко] были историками. Мы с ними понимали роль Майдана как прямой демократии в жизни украинского народа: когда народ недоволен действиями власти, он выходит на улицу и защищает свои права. Так произошло и в Украине.
— Сравните, как проходила мобилизация людей в 2004 и в 2013 годах.
— Майдан 2004 года готовился полтора года. Подготовка проходила через имеющиеся партийные и общественные структуры. И, поверьте, это была очень кропотливая работа — были графики, планы. Через год после оранжевого Майдана мы рассекретили все документы и передали их в Музей истории оранжевой революции. Вы можете с ними ознакомиться и сами убедиться.
Помня неудачу акции “Украина без Кучмы” и жестокий разгон демонстрантов под Администрацией президента, мы понимали, что, в первую очередь, нужно избавить людей от страха. Поэтому начинали с небольших акций, которые постепенно переросли в более многочисленные. Пик этих акций мы планировали на второй тур президентской кампании — 21 ноября 2004 года, когда в решающем бою должны были схлестнуться [Виктор] Янукович и [Виктор] Ющенко. Спонтанного собрания не было — это были чётко спланированные акции. Возможно, именно потому, что всё это готовилось долго и системно, на оранжевом Майдане никто не погиб.
Да, мы очень гордимся этим. У нас были предусмотрены разные варианты поведения на разные действия власти. Мы на каждую акцию писали варианты А и Б. Иногда еще и В
Да, мы очень гордимся этим. У нас были предусмотрены разные варианты поведения на разные действия власти. Мы на каждую акцию писали варианты А и Б. Иногда еще и В. Порой приходилось отменять запланированные акции, в которых прогнозировалось участие до 250 тысяч людей. Даже несмотря на то, что мы несли материальные затраты. Но человеческие жизни стоили дороже.
— А на втором Майдане можно было избежать этих жертв?
— Если бы второй Майдан готовился задолго и систематически, а не был спонтанным, то, возможно, жертв удалось бы избежать, ну, или они были бы минимальны. Но, как известно, история не имеет сослагательного наклонения. Да и проходили они при разных президентах, что тоже стоит учитывать…
— Как вели себя правоохранительные органы тогда и сейчас? Насколько ужесточились их методы? И почему лозунг "милиция с народом" на Евромайдане не действовал?
— Моральную победу над Януковичем Ющенко получил еще 4 июля на Певческом поле [во время выдвижения его кандидатом в президенты]. Именно эта акция показала, что за Ющенко поддержка народа. Тогда правоохранительные органы ещё работали на власть, но значительная их часть уже сотрудничала с командой Ющенко.
Во время этого Майдана, увы, переход правоохранителей на сторону народа не стал массовым явлением. К слову, генерал Кихтенко, который сейчас руководит Донецкой областью, во время того Майдана занял однозначную позицию — быть с народом.
Угрозы сущестовали огромные. К примеру, 27 ноября, на седьмой день революции был пиком по количеству людей на всех площадях (Михайловская, Софийская площади, Крещатик, Бесарабка, площадь перед ЦИК) — по оценкам независимых экспертов, на улицы вышло около 1,5 млн человек. У нас спрашивали: чего вы не берете власть, она ж у вас под ногами валяется?! Мы отвечали, что не хотим действовать силой, не хотим человеческих жертв. Не секрет что некоторые горячие головы нас призывали штурмовать Администрацию президента, правительственные здания. Но мы, полевые командиры, понимали, чем это может обернуться для людей и всеми силами старались не допустить тяжёлых последствий.
Помню, как мы [представителя штаба Януковича народного депутата Нестора] Шуфрича спасали от разгневанного народа, когда он на бронированном мерседесе въехал в толпу. Мы с помощниками добежали до ЦИК, где это происходило, следом подоспел [народный депутат Евгений] Червоненко… В общем, мы его буквально на руках оттуда вынесли. Если б толпа разорвала Шуфрича, не известно, чем бы закончился этот Майдан.
— Помаранчевый майдан начинался как политическое явление (не допустить к власти Виктора Януковича). Как так получилось, что он перерос в общественный протест?
— Мне кажется, народ понимал и чувствовал, к чему мог привести режим Януковича, и, собственно, потом мы убедились, что страхи были не беспочвенны. Если хотите, уже тогда, в 2004 году, Майдан был моментом цивилизационного выбора между тем, чтоб идти в Россию или в Европу. Ющенко и его команда олицетворяли европейский вектор. К слову, в этом ещё одна схожесть Майданов. Но если на первом люди ещё не очень это понимали, это был второстепенный вопрос, то на втором он уже стал ключевым. Как вы помните, этому способствовало неподписание Януковичем Соглашения об ассоциации с ЕС.
— Можем ли мы говорить о том, что каждый последующий Майдан — продолжение предыдущего? Или они не связаны между собой?
— Однозначно связаны! Я бы ещё глубже сказал: Майданы — это продолжение борьбы за украинскую независимость. Если говорить о новейшей истории Украины, то они были продолжением “революции на граните”. Если говорить о более далекой истории, то это продолжение Гетманщины, казачества. Только в 20 столетии у нас было пять попыток восстановить независимую Украину — УНР, ЗУНР, Карпатская Украина, Акт восстановления независимости Украины 1941-го года и Акт провозглашения независимости 1991 года.
Это всё намного глубже. Если хотите — эволюция освободительного движения. Я имел счастье быть среди тех, кто провозгласил украинское государство в 1991 году. И потом я и мои коллеги много раз говорили, какие мы счастливые, что на этот раз мы обрели независимость без жертв и без единой пролитой капли крови. Но оказалось, что это не так. На самом деле, борьба за независимость (имею в виду вооруженную борьбу) была отложена во времени. От империи так просто не отходят.
— Мы много слышим о внешнем вмешательстве и в дела Украины, и в Евромайдан. То же самое говорилось и во время помаранчевой революции. Насколько велико влияние на эти события извне?
— Я хочу сказать, что нет таких денег, таких спецструктур, которые могли бы на ровном месте организовать такое движение, которое было на двух Майданах. Всё, что говорят, нужно делить на сто. Если и были какие-то зарубежные консультанты, то я их не видел. Разговоры о ЦРУ, об американских агентах, политологах, которые приезжали и что-то делали (по крайней мере, на оранжевом Майдане) — такого не было. Я не исключаю след [опального российского олигарха Бориса] Березовского, которого я в жизни не видел. Но если это и было, то настолько мелко по сравнению с тем, какой реально вклад сделал украинский народ. Без героизма украинцев ничего бы этого не было, уж поверьте.
— Есть то, что хотелось бы изменить?
— Когда начинался Евромайдан, мы с коллегами, которые организовывали предыдущий, пытались что-то советовать. Но нам говорили — парни, отойдите в сторону, вы на своем Майдане уже пропели, протанцевали, в итоге он ничем не закончился. А мы сделаем лучше.
На самом деле, оранжевый Майдан, каким бы он ни был, закончился, как я уже говорил, без единой жертвы, без единого побитого авто. И знаете, его цена без крови — это одна цена. А цена Евромайдана, на котором погибли люди, — совсем другая.
Теперь политики точно не имеют права проиграть те завоевания, которые были получены такой высокой ценой
Я веду к тому, что политики, государственные деятели, украинская власть должны сделать выводы как из ошибок первого Майдана, так и из Евромайдана и воплотили в жизнь требования людей. Теперь они точно не имеют права проиграть те завоевания, которые были получены такой высокой ценой.
— Согласно законам политического жанра, когда стоит ждать следующего Майдана?
— Ответ я уже дал. Все зависит от политиков и от выполнения ими обещаний, данных на майдане.
— Могли ли вы спрогнозировать тогда, после оранжевых событий, что не пройдет и 10 лет, как люди снова поднимутся на революцию?
— Если честно, я ожидал, что второй Майдан возникнет где-то в 2015-2016 годах. Но люди отреагировали на происходящее в стране более оперативно. Ещё тогда, когда к власти пришел Янукович, я знал, что он никому не даст нормально жить, и народный гнев рано или поздно выльется в протест. Но когда начался Евромайдан, мы всячески способствовали его проведению. Иногда нас слышали, иногда нет…
— Не кажется ли вам, что ошибки всех майданов в том, что они слишком персонализированы? Меняются фамилии тех, кто у власти, но не процессы.
— Не совсем так. Если лозунгом Майдана 2004 года был “Ющенко наш президент”, то Евромайдан не называл фамилий, он просто говорил – “Банду геть”. С другой стороны, сама история персонализирована, людям проще мыслить персоналиями, чем общими категориями.
Евромайдан сделал чрезвычайно серьезный шанс в плане осмысления требований (интеллектуальных, в первую очередь). Качественные изменения произошли
Но хочу сказать, что Евромайдан сделал чрезвычайно серьезный шанс в плане осмысления требований (интеллектуальных, в первую очередь), он породил новых политиков, новых героев и мы с нетерпением ждем от них эффективных шагов в плане реализации заявленного на Евромайдане курса. Качественные изменения произошли.
Более того, у политиков Евромайдана есть опыт предыдущего Майдана (в этом смысле, у них лучше ситуация, чем была у нас 10 лет назад), который они могут переосмыслить и избежать наших ошибок. Я неисправимый оптимист. Я верю, что будет шаг вперед, я мечтаю, чтоб он был семимильным. А окончательно Майдан победит тогда, когда заработают реформы. И войну выиграем тогда, когда выполним требования Майдана.