И.М.: Я считаю, что с точки зрения рекомендаций для бизнеса, да и гражданам, потерявшим или теряющим свое имущество во время войны, следует тщательно собирать и формировать всю доказательную базу. И если уже имело место восстановление и это восстановление имеет подтверждающие документы, имеет подтверждающую доказательную базу, конечно, все это ляжет в основу для получения компенсаций.
Ждать, когда этот механизм заработает или когда суды рассмотрят через несколько лет иски, и при этом ничего не делать – это не правильный путь. Если люди могут сами восстановить, стоит это делать, но им нужно сохранять всю доказательную базу, оценку этого восстановления, фиксировать, хранить все доказательства приобретения материалов, оплаты работ и всего прочего для того, чтобы потом это все составить в общий объем оценки ущерба. В том числе, когда речь идет о повторных повреждениях уже восстановленного имущества.
Мы рекомендуем очень тщательно собирать и формировать всю доказательную базу нанесенных повреждений.
И.М.: На самом деле, это очень болезненная проблема, потому что простые украинцы, потерявшие свое имущество, имеют право обращаться в украинские суды, чтобы получить возмещение - и делают это. Но насколько можно выполнить решение суда? К примеру, получили решение украинского суда, но откуда брать средства для его выполнения и каким образом? Активы РФ на миллиарды долларов арестованы за границей, действительно, но могут ли они использоваться для компенсаций? Пока есть большие сомнения в результативности именно такого пути. Проблема в том, что арестованные за пределами Украины российские активы покрыты суверенным иммунитетом, и даже при условии снятия иммунитета в украинском суде, то же самое следует сделать и в зарубежном суде – в стране, где находятся арестованные активы.
По общему правилу, РФ должна быть необходимым образом уведомлена о рассмотрении дела и иметь адекватный срок для предоставления ответа. Учитывая политические и дипломатические отношения между Украиной и РФ (на самом деле – их полное отсутствие), суды первой инстанции могут не направить российской стороне судебное поручение о вручении документов (определения об открытии производства, искового заявления и прочего), установить формальные сроки на ответ и т.д. И рядовые украинцы затем за границей столкнутся с проблемой зарубежных судов, где вопрос снятия суверенного иммунитета с активов РФ еще не решен. Именно сейчас нами вместе с зарубежными экспертами разрабатывается единая система компенсационного механизма, с помощью которого страны-партнеры смогут снимать с активов РФ суверенный иммунитет, а люди смогут подавать свои документы для компенсаций. Конечно, крупные компании, у которых есть средства, пытаются использовать все способы, но мы работаем над тем, чтобы дать соответствующие юридические инструменты и для рядовых украинцев.
К: Да, есть крупные корпорации, у которых есть мощные собственные международные юристы - они уже объявляли о готовности начать индивидуально судиться с государством Россия. Можете как-то определить перспективу таких исков?
И.М.: Решать, подавать иски крупным корпорациям или нет – это их собственное дело. Однако я хочу сказать, что сегодня, к сожалению, едва ли не единственным судебным механизмом для подачи исков для взыскания убытков является Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ). Но учитывая денонсацию Российской Федерацией конвенции о защите прав человека и исключение из Совета Европы, обращение в ЕСПЧ несколько усложнено. И для людей, и для компаний. И согласно разъяснениям, предоставленным в резолюции ЕСПЧ по поводу выхода Российской Федерации из конвенции, Европейский суд по правам человека будет иметь юрисдикцию по рассмотрению споров по событиям, которые будут иметь место только до 16 сентября 2022 года. То есть, нужно успеть гражданам и юристам подать такие иски к этой дате.
Но есть еще один нюанс: сегодня нет юридических механизмов автоматического исполнения решения суда. К тому же Госдума России приняла закон об установлении предельного срока исполнения в России постановлений ЕСПЧ, согласно которому все решения, вынесенные после 15 марта 2022 года, не подлежат исполнению в РФ.
Другой путь, по которому может пойти бизнес, однако не сейчас, - это тот путь, которым воспользовался бизнес после аннексии Крыма в 2014 году. Это инвестиционный арбитраж. Он, на первый взгляд, кажется эффективным с учетом предыдущих крымских дел украинских частных инвесторов. Но, хотя первые кейсы начаты были в 2014 году, по состоянию на сегодняшний день ни одного решения выполнить пока не удалось. И вспомним, кстати, кейс ЮКОСа, по которому больше 10 лет не могут выполнить решения, вынесенные инвестиционным арбитражем.
Как гарантировать исполнение решений о компенсации
К: Вот здесь мы плавно подошли к одному из ключевых вопросов – о механизмах обеспечения выполнения соответствующих инстанций, судов. Как это вообще может быть? Пока что мы видим заблокированные в рамках санкций определенные виды активов. Можно ли к ним направлять эти иски?
И.М.: Во-первых, пока нет какой-либо действенной судебной инстанции, куда эти иски можно подать. Существующие судебные инстанции либо не предусматривают исполнения решения как и ЕСПЧ, либо будут сложности с прохождением этапа юрисдикции (допустимости), в частности, во время ведения активных боевых действий, как, например, инвестиционный арбитраж. Вообще, велик риск того, что суд или арбитраж не признает юрисдикцию, поскольку там должны быть выдержаны критерии: что такое территория, что такое инвестиция и что такое инвесторы.
Однако некоторые юристы оптимистичны о поводу решений украинских судов: они считают, что смогут добиться выполнения такого решения за рубежом.
Если решение будет приведено к исполнению в юрисдикции, например, США или Великобритании или другого европейского государства, то, собственно, такое решение может вступить в силу и они, граждане или компания, могут добиться его исполнения.
Но здесь мы сталкиваемся с такими доктринами, как суверенный иммунитет самого государства и иммунитет суверенных активов государства. И, собственно, доктрина защищенности, защиты права собственности, частной собственности, если мы говорим об активах олигархов.
Поэтому, даже получив решение, признанное за границей, без урегулирования на законодательном уровне вопроса снятия или ограничения суверенного иммунитета с России, а также без урегулирования вопроса защиты частной собственности (когда мы говорим о взыскании активов российских олигархов) – такое решение останется невыполненным.
Действующая система международного права пока не может ответить и отреагировать адекватно на такой сегодняшний вызов, когда одна страна незаконно оккупирует другую, совершает военную агрессию. Поэтому есть необходимость в создании прецедента, другого механизма, которого до сих пор не существовало.
К: А кувейтский кейс, насколько может быть сюда транслирован?
И.М.: Он бы прекрасно ложился в нашу структуру, но есть одно «но». Кувейтский механизм был создан Совбезом ООН.
Органом, в котором РФ как постоянный представитель имеет право вето. Поэтому Совбез у нас является нерабочим органом по отношению к России. Однако он являлся рабочим органом по отношению к Ираку.
К: То есть, мы в принципе можем повторить кувейтский механизм, но для этого нужно сломать российское сопротивление в Совбезе или его обойти?
И.М.: Если лишить Россию права вето, допустим, невозможно, то мы должны сделать что-нибудь другое. И, в принципе, есть вариант как это сделать. Ключевая идея нашей концепции международного механизма предусматривает международный договор о создании механизма возмещения ущерба, нанесенного российской агрессией. Это договор, к которому могут присоединяться желающие страны. В нашем понимании, в первую очередь, это должны быть такие стратегические партнеры, на территории которых находится львиная доля замороженных активов РФ. Это такие страны, как США, Великобритания, Франция, Германия, возможно, все страны G7, страны Евросоюза.
Договором будет создаваться постоянно действующая комиссия по рассмотрению исков или заявлений о компенсации ущерба. Кроме того, настоящий договор будет предусматривать обязательства государств-участников такого договора по блокированию, конфискациям и передаче таких российских активов, находящихся в их юрисдикции, в компенсационный фонд. Это будет особый фонд активов русской Федерации. И договор будет предусматривать упрощенный механизм принудительного исполнения решения комиссии в случае, если средств Фонда будет недостаточно или по каким-то другим причинам Фонд не будет функционировать.
К: В лице России мы имеем реально государство-террориста и дело идет в ту сторону, что ее признают спонсором терроризма. Может ли это быть использовано для тотальной блокировки активов, причастных к РФ? Потому что мы понимаем, что любой российский даже якобы частный бизнес он может быть использован в интересах государства-террориста?
И.М.: Мы призываем США, как юрисдикцию, как страну, которая, в принципе, использовала этот институт признания государств спонсорами терроризма, сделать это по отношению к России или, по крайней мере, к российским вооруженным силам. Ведь и Россия, и российские вооруженные силы абсолютно отвечают всем юридическим критериям (в соответствии с законодательством США), присущим государству-спонсору терроризма. Конечно, это был бы столь мощный сигнал всем странам, пытающимся находиться в плоскости координат международного публичного права, не иметь ничего общего с РФ.
Это позволит ограничить торговые операции с Российской Федерацией. Конечно, банки будут включать более агрессивные комплаенс-процедуры и механизмы борьбы с отмыванием средств, не будут сотрудничать с Россией, с российскими контрагентами.
Но позволит ли это забрать российские активы? Без специального законодательства, без ограничения суверенного иммунитета – нет. Это сработает только в США, если там будет принято такое решение о признании России государством-спонсором терроризма. Это и есть основание для ограничения суверенного иммунитета.
Однако законодательство США выписано таким образом, что все активы, которые могут быть конфискованы в России или принадлежат российским компаниям, пойдут в бюджет США. Конечно, потом руководство США может выделить из этого бюджета какую-то часть Украине. Но это не приводит к автоматическому переводу заблокированных активов в пользу Украины. Так что повторюсь, это больше нужно для того, чтобы послать мощный сигнал всему миру и мировой финансовой системе. Также это решение будет поводом для исключения России из FATF. И для включения РФ в черный список FATF, заблокирующий любые банковские операции с Российской Федерацией или российским правительством.
Однако это не снимает вопрос суверенного иммунитета. Поэтому мы параллельно просим также внести изменения в местное законодательство, в национальное законодательство тех стран, чтобы ограничить этот суверенный иммунитет.
К: Подытоживая нашу беседу, я вижу новый ландшафт мировой, глобальной системы безопасности. По высказываниям ведущих западных политиков видно, что они этот прецедент отпора и наказания государства-агрессора видят как основу новой глобальной системы международной безопасности, потому что старая, к сожалению, в случае с Украиной оказалась несостоятельной. Насколько этот мотив может быть использован Украиной для продвижения, лоббирования нового компенсационного механизма как основы новой системы международной безопасности?
И.М.: Мы очень надеемся, что уже весь мир увидел, что фактически существующие международно-правовые инструменты и международные институты оказались, к сожалению, малоэффективными и недееспособными перед таким вероломным вызовом агрессора. Что, по сути, требует поиска и использования новых форм, методов принуждения агрессора в том числе к выплате компенсации. Мы видим, что не сработала система мировой безопасности, когда Россия начала войну. Россия полностью пренебрегла, поиздевалась, скажем так, над Будапештским меморандумом о гарантиях безопасности. И в начале этой войны мы остались один на один с мощным агрессором.
Россия начала эту войну, да, и Россия должна за нее заплатить. Конечно, согласия России на это, по крайней мере, в старой системе координат, ожидать не приходится - если мы говорим о репарациях. Собственно, что такое репарации? Репарации – это вред, нанесенный государством-агрессором государству, подвергшемуся нападению. А репарации, если мы посмотрим в историю, их выплачивали в случаях, когда государство-агрессор проиграло войну, то есть капитулировало. И дало свое согласие на выплату репараций. Это было сделано на основании международных договоров. С Россией совсем другая ситуация.
Во-первых, война находится в достаточно активной фазе.
Второе. Отсутствует согласие Российской Федерации.
И третье. Есть государство, которое поставило под сомнение не только существование глобальной гарантии безопасности, но и существующую систему международного права как таковой.
Поэтому наши союзники должны или признать, что система международного публичного права вообще не способна реагировать на вызовы агрессивной войны, которую в любое время может начать государство-монстр относительно соседних суверенных государств, или жить с этим пониманием, понимая свою несостоятельность.
Или как раз сейчас эту систему изменить. И заставить государство-агрессора платить высокую цену. Вплоть до полного исключения такого государства из международной арены взаимосвязей в принципе.
Ведь не может быть такого, что государство действует противоправно в международной правовой системе, позволяет грубо нарушать права человека, убивать, насиловать, издеваться физически, психологически над невинными женщинами, детьми, пожилыми людьми и одновременно пользоваться бенефитами правовых и финансовых систем мира. В том числе спокойно сохранять свои активы в мировых банках или правовых системах других юрисдикций, прикрываясь, например, доктриной суверенного иммунитета.
И достаточно трудно найти правильное обоснование, почему государство-агрессор, или государство-террорист, или государство, совершающее тяжкие преступления против человечества, такие, как геноцид, должно продолжать пользоваться защитой суверенного иммунитета.
И поэтому я считаю, что сейчас это не право, а обязанность государств найти соответствующую юридическую основу согласно международному праву, которая позволит ограничить и снять возможность пользоваться концепцией суверенного иммунитета с государства-агрессора и его активов. Собственно, над этим мы сейчас с моей командой в Минюсте и работаем.